Возвращение блудного сына

В этот день Кашин так и не ушел домой, не дождался подмены: то ли не выдалось возможности, то ли в суматохе про него просто забыли. Он сидел в кабинете, приводил в порядок свои бумаги, пил чай в дежурке; к ночи привезли со станции проворовавшегося и скрывшегося с семью тысячами золотых рублей кассира губздрава. С этим все было ясно, и Семен отправил его к дежурному следователю. Потом пришлось побывать в каморке, где повесился бывший антрепренер здешней драмтруппы, теперь ярмарочный клоун и зазывала. В последнее время старик впал в полное ничтожество: глотал разную гадость, пропил всю свою одежду. Он и теперь был в одних грязных кальсонах, ничего больше у него не осталось. Кашин свез его в анатомический покой и пешком отправился обратно. Пришел уже очень поздно и сразу лег спать в кабинете на выпрошенной у Муравейко шинели.

Утром, ни свет ни заря, дежурный вошел в кабинет и начал дергать Кашина за ногу. Семен лягнулся — тот отлетел к двери, выругался.

— Получил? Так-то, брат! — спросонья сипел Кашин, оглядываясь. — Нехороший ты, Муравейко, мужик. Сам не спишь и другим не даешь.

— Вставай-вставай! Совсем разбаловались! Убийство, вставай, будь ты неладен!

— Ох! — Семена мигом подняло с пола. — Кого? Чего? — Он заметался по кабинету.

— Брось суетиться, салага. Иди умойся, пока я за заявителем схожу.

Когда дежурный ввел сухого, седоусого, растерянно моргающего субъекта, Кашин уже сидел за столом, умытый и даже слегка причесанный.

Заявитель прошаркал в кабинет и остановился, хватаясь за сердце. Семен вскочил, подставил ему стул.

— Box… Вохмин я… Спиридон Фомич… Охх…, Жи… живу на улице, это… борца революции Рыбина… И… и… — Старик бессильно опустился на стул.

Покуда ездили за следователем, Семен успел вытянуть из охающего, постоянно клонящегося в обморок Вохмина немногое.

Неделю назад его, старшего счетовода-делопроизводителя губфинотдела, послали в уезд на ревизию. Он приехал пароходом сегодня ночью и сразу отправился домой. Жил он на дальней улице. Название ее показалось Кашину знакомым, но представить четко, где она находится, Семен так и не смог, а спросить не хотел: при каждом вопросе счетовод как-то нелепо дергался и бестолково хлопал глазами. Придя домой, Вохмин долго стучался в двери, сердился, что жена крепко спит, заглядывал в окна, однако за задернутыми занавесками ничего не разглядел. Что ж, жена могла уйти ночевать и к подруге, — и Вохмин полез в огород, проник оттуда в ограду, из ограды — в избу… Что он там увидал, Семен так и не уяснил: дойдя до этого места, старик только мычал, плакал; захлебываясь и расплескивая, пил воду из подвигаемого Кашиным стакана. Так что пока приходилось рассчитывать только на информацию, полученную у дежурного.

— Успокойтесь, успокойтесь, — внушал агент. — Да что случилось-то, господи? Жену убили, что ли?

— А-ага-а… — захлипал Спиридон Вохмин. — Ах, звери… Это они мстят мне, точно. За неуклонную попытку помочь следствию… и так дальше.

— Какую попытку, о чем вы? Ладно, об этом потом. Деньги дома были? Ценности и прочее?

— Деньги… деньги были маленько. Она прошлый год дом в деревне продала — были деньги, были. Я только не смотрел, целы ли — не до того было. Ох-ху-хуу! — снова зарыдал счетовод.

— Успокойтесь, вот, вот вода. Дети, родня здесь есть у вас?

— Ни родни, ни детишек. Мы и живем-то вместе два года всего…

И старика опять будто прорвало: захлебнулся рыданиями. Семен замолчал и потащил из пачки папиросу.

В кабинет вошел следователь Веня Карабатов. Веня вел первое кашинское дело, связанное с брачными аферами, однако близко с Семеном тогда как-то не сошелся. Сейчас Веня зашел тихо и остановился за спиной Вохмина, поправляя очки и сочувственно покачивая головой. Заявитель мгновенно уловил движение сзади, отодвинул стакан, съежился и оглянулся.

— Я знаю, знаю, — закивал ему Карабатов. — Боже мой, несчастье, конечно… Да вы успокойтесь, надо ехать, никуда не денешься. Ты готов, Сеня?

На улице Веня втащил Вохмина в бричку, и они выехали со двора губрозыска. За ними тронулись Кашин с двумя милиционерами. У следователя бричка была хорошая, рессорная, сытая лошадь лоснилась, бежала хоть ходко, но спокойно. Упряжка угрозыска проигрывала Вениной по всем статьям: лошадь понервнее, бричка пообшарпаннее, на заднем сиденье зияли дыры от недавно снятого пулемета.

Перепрыгнув по мосту через маленькую речушку, они подъехали к вохминскому дому. На крыльце сидел и щурился участковый надзиратель, возле вились ребятишки, стайками подтягивались соседи, скакал черный одноногий мужик с красными, воспаленными глазами. Кашин огляделся и вспомнил это место: именно здесь, напротив вохминского дома, в избе Нюрки Филатенковой, взяли они банду Кутенцова. «Что-то насчет мести болтал старичок. Надо проверить», — подумал он и обратился к участковому:

— Что ж, давайте начинать.

Надзиратель вздохнул, поднялся и кликнул из толпы добросовестных, как он, по-старому еще, называл понятых. Первым подошел низенький татарин в старом рабочем халате, надвинутой на лоб цветастой тюбетейке: