Возвращение блудного сына

— Ахх ты… — задохнулся. — Ахх, ворюга царя небесного. Я давно-о за ним слежу — непременно, думаю, он тут должен пакость сотворить: крутится, туда-сюда зыркает — ну, нечистый дух! И глядите-ка, моя вышла правда. Только гражданин деньги вынул да портомонет обратно положил, он его из кармана-то и хвать! Ну, от меня не уйдешь, думаю. — Он довольно засмеялся и снова смазал мальчишку по лицу.

— Ты что же — воруешь, значит? — У Николая перехватило дыхание от ненависти и страха, что нет, не оправдаться бы было, если б пропали артельные деньги, — все, все тогда… Он сгреб беспризорника за шиворот, тряхнул, повернул к себе лицом. У того плеснулся ужас в зрачках, хриплый крик рванулся из горла — он узнал Малахова. И Николай вспомнил страшную ночь, когда убиты были чекист и Фролков, кусты на берегу реки и бессвязный, нелепый разговор с этим беспризорником. Мучительно сжалось сердце, и он, пробормотав: «Ну-ка идем, идем отсюда…» — начал проталкиваться вместе с мальчишкой через окружающую их толпу.

— Веди, веди его! — гомонил вслед парусиновый усач. — Я бы с ним и цацкаться не стал, что толку: посадят его в домзак, а он выйдет да опять пакостить начнет! С ними вернейшее дело — отвести за угол подальше да так дать, чтоб дух из него вон! Эх, камуния — ведь это подумать тольки, что она за гниду развела!

Малахов долго вел отбивающегося мальчишку по базару, свернул в пустое пространство между лабазами, наполовину забитое ящиками. Там отпустил воротник ветхого пиджака и, крепко взяв за плечи, сказал сурово:

— Тебя ведь звать Абдулка, верно? Помню, не думай, я из той ночи все до единова помню. Зачем же, парень, воровать-то у меня? Случись кто другой — пришлось бы в домзак идти, а то забили бы — только и делов. Да как ты такой грех не побоялся взять, деньги-то не мои, артельные, мне после того не жизнь бы была, нет, не жизнь…

— Пус-сти-и! — завизжал Абдулка и, подпрыгивая, стал царапать ему грудь, добираясь до горла. Упал на землю между ящиков, замер, скорчившись. Николай опустился на колени, тронул Абдулкину голову.

— Да ты не того, не того… Я понимаю, есть-пить тоже надо, как же. Голод не тетка, верно, да и житуха твоя — волку позавидуешь небось. Поднимайся, пойдем давай.

Беспризорник поднялся, покорно опустив голову. Затем схватил руку Малахова и прижался к ней щекой.

— Слышь, дяденька, — сдавленно шептал он. — Ради Христа, ради матушки твоей, не убивай меня, а? У меня дружок в домзаке теперь — страшно ему будет жить, когда он о моей смерти узнает.

— Ты… тты что… что?! — крикнул Малахов, отталкивая мальчишку. — Кто… да как ты это удумал? Чтобы я… тебя… да разве ж я убивец, господи?!

— А то нет? — Абдулка поднял заплаканное лицо. — Кто же тогда чекиста-то убил? Я знаю, что его той ночью убили, а ты… ты сам мне сказал… тогда, на речке.

Николай быстро, нервно засмеялся. Беспризорник попробовал было рвануться в образовавшуюся между ящиками и телом своего пленителя щель, но Малахов подставил колено и задержал его. Крепко взял за руку и потащил с базара. По дороге сказал:

— И выходишь ты, Абдулка, совсем глупый человек. Я-то думал… а ты — совсем дурак, эх!

— Почему дурак? — упираясь, семенил за ним беспризорник.

— Да потому, что никакого чекиста я тогда не убивал. Какой мне в том резон — сам посуди, ну?

Мальчишка ускорил шаг, забежал вперед Малахова и зло крикнул:

— Будя врать-то! Сам мне об этом сказал!

— Мало ли что сказал. Был я при том, как его убили, верно. И так мне дерзко это на душу пало — чуть сам не помер. Нет, думаю, ежли так, то и тебе жить невместно, да того человека, что смерть ему учинил, и… попортил. Понимаешь, нет?

— Вре-ошь… — тянул плетущийся сзади Абдулка.

Они сели на скамейку возле одного из домов, и Николай, обняв беспризорника за плечи, промолвил:

— Ты послушай меня. К примеру, демобилизовался я нынче весной, а до того семь годков в армии бухал.

— В красной, что ли?

— А то в белой! Я к здешней шпане случаем попал, и все, веришь ли, словно во сне был. Хотел уйти — да не получилось, потом подранил один меня. Ну, я хоть и виноват опять, что не смог смерти того парня угадать, думал — ой просто поговорить с ним хочет, но в остальном все по своей совести порешил, так-то вот!

— Чего ж в угрозыск не пошел? — спросил Абдулка.

— Угрозыск — оно конечно… Только я вишь что думаю: то, что я человека порешил, они, конечно, в добре не оставят. И потом, я для этой шпаны, что ни говори, чуточку вроде как своим могу посчитаться — сколь я ихний хлеб ел да ранен был, а поди докажи, что они сами меня пырнули. Вот и выходит казенный дом, дальняя дорога — это в лучшем случае, учти. Ну, я того не боюсь. Дело в другом: после того как мы с тобой виделись, больно хороша жизнь у меня сложилась: работа появилась, а главно — девушку себе нашел, да такую — ах ты, брат! Как мне теперь в угрозыск от всего этого идти, ведь я без нее… — Николай отвернулся.

— Верно ты его пристукнул, — тихо сказал беспризорник. — Давить нас всех надо, как клопов. А в угрозыск не ходи, мало ли что…