Hige sceal юe heardra, heorte юe cenre,mod sceal юe mare юe ure maegen lytlaр.

(«Воля будет крепче, сердце отважней, дух выше, по мере того как иссякают наши силы».)[6]

Подразумевается — и это вполне вероятно, — что эти строки не принадлежат автору поэмы, но являются неким древним и чтимым выражением героической воли; тем больше причин было у Бьортвольда действительно произнести их в последний час.

Третий голос, который вступает после Dirige, пользуется рифмой, что как бы предвещает близкий конец героического аллитеративного песенного лада. Поэма «Битва при Мэлдоне» написана свободным аллитеративным стихом и является самым поздним из сохранившихся отрывков старинной английской героической поэзии менестрелей. Приведенная здесь современная поэма написана тем же размером и на тот же лад — разве что более вольно (и то едва ли) обращается с традиционными правилами; правда, надо отметить, что этот размер и лад используются здесь в диалоге, что необычно.

Рифмующиеся строки — эхо стихов, сохранившихся в Historia Eliensis и относящихся к королю Кануту:

Merie sungen рe muneches binnen Ely,oa Cnut ching reu рerby.«Roweр, cnites, noer the landand here we ther muneches saeng».

ВОЗВРАЩЕНИЕ БЬОРТНОТА, СЫНА БЬОРТХЕЛЬМА

В темноте слышны чьи–то неуверенные шаги и шумное дыхание. Внезапно раздается громкий и резкий оклик:

Тортхельм.

Стой! Кто ты? Что тебе нужно?

Черт тебя носит в такую темень?

Тидвальд.

А, Тотта! Твои зубы

такую дробь во тьме отбивают,

что без труда узнал тебя я.

Тортхельм.

Неужто ты, Тида? Мне мнилось, время

едва ползет. Здесь, во тьме, меж мертвых,

так странно. Один я смотрел и слушал,

покуда не стали вздохи ветра

в ушах моих шепотом душ ушедших.

Тидвальд.

А перед глазами небось кружится

навье да нежить? Ночь нынче незряча,

луна села. Но ты попомни

мои слова; наш владыка где–то

неподалеку…

Из фонаря Тидвальда на землю падает слабый луч света. Слышен крик совы. В луче света на мгновение появляется темный силуэт и пропадает. Тортхельм вскакивает и опрокидывает фонарь, поставленный Тидвальдом на землю.

Ну, что там снова?

Тортхельм.

Помилуй, Боже! Ты слышал?

Тидвальд.

Тотта,

ты не в себе; твои страхи сами

творят врагов из тьмы и тумана.

Брось–ка бояться да помоги мне!

Тяжелый труд нам достался. Трупы

ворочать трудно. Сколько их пало —

тщедушных, тучных, сильных и слабых…

Поменьше думай о духах, друже,

и не болтай о них. Бред краснобаев

забудь. Под землю убрались духи,

а нет — так Бог взял их, и страх напрасен.

В дни Водена выли близ битвищ волки,

но ныне в Эссексе нет их — опричь

волков двуногих. Перевернем–ка

вот этого…

Снова ухает сова.

Тортхельм.

Плохое это знаменье, Тотта.

Добра не жди… Но нет, не дрожу я,

не слабну от страха. Глупцом волен

меня считать ты, но муж оружный —

и тот оробел бы, бродя во мраке

меж мертвых, могильного сна лишенных,

уподобляясь тени унылой

и бледной, блуждающей средь урочищ

и пустынь поганского ада,

где нет надежды. Тебе не снится,

что мы в аду и теперь удел наш —

вечные веки ворочать трупы,

и все впустую? Ужасная участь!

Где ты, возлюбленный наш владыка?

Скованный смертным сном, на сырую

землю возлег ты, главу седую

преклонил на валун безвестный…

Тидвальд снова на мгновение приоткрывает фонарь. Падает луч света.

Тидвальд.

Смотри! Похоже, самая сеча

здесь разыгралась. Тела громоздятся

друг на друга. Давай–ка, Тотта,

наляг сильнее! Гляди! Готов я

поклясться честью, что это Вульфмар!

Уж он, вестимо, рубился рядом

с тем, кого ищем, — ближайшим другом

был он владыке.

Тортхельм.

Добрый племянник

грудью обязан стоять за дядю.

Тидвальд.

Нет, о другом я Вульфмаре молвлю:

я племянника не приметил —

разве что сестрич владыки изрублен

в крошево. Верно, он Вульфмар, только

Вульфмаром также зовется младший

Вульфстана отпрыск, — вернее, звался.

Родом он был из восточных саксов.

Смерть урожай собрала суровый,

по незрелым пройдясь колосьям

страшной косою. Отважный отрок,

смелым и стойким стал бы он мужем.

Тортхельм.

Милостив буди к нам, Милосердый!

Он был на год меня моложе!

Тидвальд.

Вот и Эльфнот; погиб он рядом.

Тортхельм.

Знай он это — был бы доволен:

другом Вульфмару слыл он. В игре ли,

в брани ли — были они неразлучны

и владыке хранили верность —

он же их почитал сынами.

Тидвальд.

Будь ты проклято, тусклое пламя,

и слепые глаза! Готов я

чем угодно поклясться: пали

близ него они. Где–то рядом,

верю, погиб и владыка.