Возвращение домой

— Ты хочешь одновременно соединить и порядок, и добродетель, — ответил он, вынимая две карты. На одной была изображена я во главе армии, а на второй я обнимала Рампейдж. — Но так не получится. Только не одновременно.

— Почему нет? — спросила я, нахмурившись. — Я думала, добро и зло уравновешивают друг друга.

— Потому что одно всегда превалирует над другим. То, что правильно для индивидуума, не всегда верно для группы. Порядок сковывает народ. Так и должно быть. Когда ты пытаешься предотвратить смуту и хаос, ты не можешь подстраивать закон так, чтобы всем было хорошо. Точно так же, если ты попытаешься поступать лучше, неизбежно, другие пони будут нарушать систему. Министерские Кобылы этого не понимали. Эпплджек пыталась строить порядок на основе своей силовой брони, в то время как её кузина разрабатывала оружие, должное убивать пони, которые будут эту броню использовать. Флаттершай хотела сделать всем хорошо, но ни разу не задумалась о том, что изменение памяти пони против их воли может быть преступным. Если бы она и в самом деле беспокоилась о добродетели, она бы использовала случаи Синдрома Военного Времени в качестве контраргумента войне. Она этого не сделала

, — объяснил он своим мягким, слабым голосом.

Бу фыркнула и, кажется, даже немного закатила глаза. Я взглянула на неё и она бестолково моргнула, уставившись на меня. Я нежно погладила её и снова обратилась к Крупье:

— И я пытаюсь сделать то же самое? — его слова заставили меня задуматься.

— Ты хочешь навести в Пустоши порядок. Хочешь остановить грызню. Прекратить боевые действия. Избавить народ от страданий. Ты стремишься к безопасности. Сами по себе все эти стремления не плохие. Но когда они доводятся до крайности, не много добродетели остаётся в таком порядке. План Сплендида может сработать. Предположим, так и случится и ему удастся положить конец боевым действиям. Будет ли такая жизнь лучше? Всех, до кого он доберётся, он заставит работать. Ему даже больше не нужно будет называть их крепостными. Стоит ли жить в такой умиротворённой Пустоши, не имея свободы? — он пригвоздил меня к полу взглядом. — Готова ли ты превратить Пустошь в одно огромное Стойло Девяносто Девять?

— Ой, — я поморщилась.

Он чуть улыбнулся.