Возвращение домой

Прежде всего Руперта поразил холод. Камин имелся, но был давно не топлен, судя по накопившейся в нем горке окурков и использованных спичек. Возле каминной решетки стоял маленький электрообогреватель, но он был выключен, да и трудно было поверить, что две его секции могут как-то противостоять холоду. Обои с аляповатыми яркими цветами (Афина прозвала подобный рисунок «пчелкиным ночным кошмаром») выцвели, посерели от грязи и начали отставать в углах. Узкие и чересчур короткие занавески явно попали сюда из какой-то другой комнаты. На каминной полке черного мрамора стояла зеленая ваза с пыльным кустиком пампасной травы. Диваны и кресла, на которых кое-где виднелись тощие подушки, были обиты истертым коричневым плюшем. На столе, похожем на обеденный, валялись несвежие газеты и журналы, стояла грязная чашка с блюдцем, лежал потрепанный дипломат, из которого вывалились какие-то бумаги, по всей видимости старые письма и счета.

Не очень-то веселое местечко, отметил про себя Руперт.

Гас поставил на стол свою бакалейную коробку и повернулся к нему:

– Извини, но я тебя предупреждал.

Не было смысла кривить душой, Руперт признался:

– В жизни не видел ничего более безотрадного.

– Ты сам сказал: так живут простые люди. Это даже не квартира – просто комнаты. Ванной я пользуюсь той, что на лестнице, а кухня и спальня – на другой стороне лестничной площадки.

– Что, черт возьми, ты тут делаешь?

– Мне разрешили здесь пожить. Я не хотел в гостиницу – мне лучше быть одному. До меня здесь жил кто-то еще и оставил после себя беспорядок, а у меня пока руки не дошли до уборки – я подхватил грипп и три дня валялся в постели. Поэтому я и небритый. Сегодня утром пришлось выйти на улицу: закончились продукты, надо было раздобыть что-нибудь из еды. Задачка не из простых, если учесть, что у меня нет продовольственной карточки.

– С позволения сказать, ты мог бы устроиться получше.

– Возможно. Хочешь выпить? Есть бутылка какого-то виски, но разбавить нечем, если только водой из-под крана. Еще могу предложить чашку чая. А больше, боюсь, ничего нет.

– Нет, спасибо, ничего не надо.

– Ну садись, располагайся. Я схожу переоденусь. Буду готов через пять минут. – Он порылся в своей коробке и вытащил «Дейли мейл». – Вот, можешь пока почитать.

Руперт взял у него газету, но читать не стал. Когда Гас вышел, он бросил ее на стол и положил свой пакет рядом с покупками Гаса. Потом подошел к окну и стал смотреть сквозь мутное, немытое стекло на Фулем-роуд, по которой сновали машины.

В голове у него был сумбур. Вспомнилось прошлое, то счастливое лето 1939 года, когда все они были вместе в Нанчерроу. Руперт попытался разложить по полочкам то немногое, что знал о Гасе Каллендере. Кембриджский друг Эдварда, Гас явился нежданно-негаданно, прикатил на красавице-«лагонде» из Шотландии. Сдержанный, замкнутый молодой человек с располагающей внешностью и очевидным для каждого ореолом материального благополучия. Что он сам рассказывал о себе? Что учился в Рагби, что живет в Дисайде – месте, известном своими обширными имениями, где проживает нетитулованное дворянство, родовитая знать и даже принцы королевской крови. Все говорило о больших деньгах. Так что же произошло?

Руперт вспомнил, как легко Гас вписался в жизненный уклад семейства, с которым никогда не был знаком, и стал для всех своим. Его талант художника, пейзажиста и портретиста. Его набросок с Эдварда, занимающий почетное место на письменном столе Эдгара Кэри-Льюиса, был ярким тому доказательством; Руперту никогда не доводилось видеть такого убедительного сходства. И наконец, юная Лавди. Ей было всего семнадцать, но ее любовь к Гасу и его ответное чувство к ней тронули их всех до глубины души.

После падения Сингапура именно Лавди внушила себе, что Гас погиб и никогда не вернется, и сумела убедить в этом родных. Руперт в это время находился со своей бронетанковой дивизией в Северной Африке, но Афина подробно рассказывала в письмах ему обо всем происшедшем и происходящем.

В итоге Лавди вышла замуж за Уолтера Маджа.

Руперт глубоко вздохнул. Он вдруг почувствовал, что озяб, и культя его заныла – верный признак того, что он слишком долго пробыл на ногах. Он отвернулся от окна, и в эту минуту появился Гас. Его внешний вид слегка улучшился: он побрился, причесал свои длинные, густые волосы, переоделся в темно-синюю водолазку и твидовый пиджак.

– Прости, что заставил ждать. Зря ты не присел. Уверен, что не хочешь выпить?

– Не хочу, – покачал головой Руперт. Ему хотелось поскорее убраться отсюда. – Давай найдем какой-нибудь паб.

– Чуть дальше по улице есть один. Сможешь дойти?

– Если ты не заставишь меня нестись галопом.

– Мы пойдем потихоньку, – пообещал Гас.

Старый паб каким-то чудом уцелел во время бомбежек; здания по обе стороны были полностью разрушены, и заведение «Корона и якорь» одиноко торчало посреди развалин, точно чудом сохранившийся зуб. Внутри было темно, мебель красного дерева и аспидистры в горшках создавали ощущение уюта. Запах кокса, горящего в камине, навевал воспоминания о старых железнодорожных вокзалах.