Возвращение домой

— Не надо! Не надо меня… Я лучше тут… — Янис попытался оттолкнуть его от се-бя. И откуда только силы взялись? Смотрел с вызовом, дерзко, как это бывало с ним, упрямо выдвинув подбородок. — Да идите же, спасайте сына! — толкнул Виктора раскрытой ладонью в грудь. А тот разозлился вдруг, перехватил руку, больно сти-скивая, выкрикнул в лицо:

— Подыхать тут собрался?! Ну, уж нет…

Поставил на ноги одним рывком, обхватил рукой, не давая упасть, и, придержи-вая, потащил вперёд, ругаясь сквозь зубы:

— Тоже мне, упёрся… С таким тобой я ещё справлюсь, понял… И дёргаться не пробуй…

— Зря вы так… Ведь пожалеете потом… Вот не успеете, меня проклянёте… Оба проклянёте… — шептал Янис на ухо, обжигая горячим дыханием. — Я ведь не врал тогда про драку… Я убить его хотел… Сильно-сильно хотел…

— Не болтай! Только силы зря тратишь… — прикрикнул Виктор, но уже не сердито, а с раздражением. — Хватит!

— И про расстрел про тот… Это всё я виноват… Он же рассказывал вам, да?.. Это из-за меня мы тогда вляпались… И допрос этот… Я один виноват, понимаете вы это! — выкрикнул всердцах, но не рассчитал сил, закашлялся, чувствуя, как кровь — собственная кровь! — заполняет горло и рот. Отключился, весом тела заставив Вик-тора качнуться в поисках равновесия.

— Янис! Янис!.. — звучание собственного имени звенело в унисон с толчками крови в висках, и боль в груди пульсировала, но не отставала. Это опять был голос Викто-ра… Боже! Ну, почему он не уходит?! Почему они оба такие правильные? До тош-ноты правильные!..

А лежать, не шевелясь, легче, не так больно.

Чуть повёл глазами, оглядываясь. О, ещё одна дверь. И она, судя по всему, тоже на блокировке.

— Ну, что? Живой хоть? — Виктор, стоя рядом на коленях, заглянул в лицо, убедив-шись в увиденном, стал серьёзнее, даже голос зазвенел металлическими нотками. — Ты чего, дурень, делаешь? К чему эти твои концерты?.. Жить не хочется, да? Дума-ешь, брошу? Даже не рассчитывай, понял!.. Думаешь, я жить потом смогу нормаль-но, если ты сейчас на моих руках помрёшь?! По моей вине… Это я тебя сюда пота-щил… Я — старший!.. Значит, моя только вина и ничья больше… Я же жить не смо-гу, если и тебя ещё потеряю, понимаешь, ты, пацан бестолковый?!..

Голос у Виктора сорвался, потерял и твёрдость, и звучание, но он всё равно про-должал говорить, хоть и шёпотом, не скрывая минутной слабости в чувствах.

— И про расстрел я знаю, он мне говорил. Но ведь обошлось же всё…

— Обошлось? — Янис усмехнулся. — Я знаю, как оно обошлось… Я видел в душе… Значит, он и вам не всё рассказал…

— Расскажет ещё, не бойся… Всё он нам с тобой расскажет, никуда не денется. — Голос Виктора снова зазвенел, вернул себе былую уверенность и силу. — А теперь давай-ка, потерпи немного. — Дёрнул Яниса вверх, придерживая за подмышки, уса-дил, объясняя на ходу:- Сейчас, сейчас мы стянем её чем-нибудь покрепче, и станет легче. Потерпи только, хорошо?

Янис кивнул, роняя голову ему на плечо, зажмурился в ожидании новой волны боли. Он не видел, но чувствовал, как осторожен Виктор. Вот он бережно расправил липкую, холодную на ощупь рубашку, стал накладывать на рану сложенную в три слоя куртку, так чтоб потом рукава её можно было туго-туго связать на груди. И говорил всё, отвлекая и успокаивая.

— Ничего, Янис… Отдохнём сейчас немного и дальше двинемся… Ничего, сынок, ничего… Давай-ка, вот так, вот, ещё. — Затянул узел с такой силой, что Янис засто-нал от боли, но очень глухо, потому что, пытаясь справиться с собой, закусил зуба-ми рубашку на плече Виктора, но вместе с ней поймал и его самого.

— Терпи, сыночек, терпи… — Виктор сам справился с болью от укуса, даже вида не подал. Его рука легла парню на затылок, лаская, будто родного сына. А разве после всего, что произошло сегодня, можно относиться к нему по-другому?

Он вздрагивал мелкой дрожью, его колотило, как в лихорадке. Боже правый! Он плачет! Совершенно беззвучно и почти без слёз. Как маленький ребёнок, не спо-собный словами выразить свои чувства.

Янис и сам не понимал, что с ним происходит. Слёзы! Какое глупое и смешное проявление слабости. Но слабости ли?

Он не чувствовал слабости. Именно той беспомощности и отчаяния, какие быва-ют в момент серьёзнейшего ранения. Но один вопрос, безответный вопрос мучил, вызывал эти нелепые слёзы. Даже не вопрос, а вопль к несправедливой судьбе, ко-торую никогда и никому не удавалось изменить в этой жизни. "Почему? Почему только сейчас суждено испытать то, что другие получают по праву рождения?.. Чем лучше Джейк, у которого есть такой отец? Почему ему повезло родиться в такой семье, где тебя любят, любят, несмотря на все твои недостатки, слабости, промахи и ошибки? А кто-то просит о родительской любви Бога, как о милости? Почему такое происходит? Почему?!"

— Ну, что ж ты, Янис? Я не брошу тебя… Я никогда тебя не брошу… — Виктор гла-дил его по голове, медленно, заботливо. Это движение не казалось сейчас оскорби-тельным для такого взрослого ребёнка. А ведь он и был ещё ребёнком в сущности, хоть и доказывал всем и самому себе обратное.