Возвращение домой (СИ)

Голова дёрнулась в противоположную сторону, и в ушах зазвенело, а на губах и во рту – знакомый привкус крови. Она потекла вниз по подбородку, щекоча кожу, а Янис, сидел, уставившись на сионийца, и часто моргал, чувствуя отчаянную тупость собственного положения.

Он в своей жизни часто схлопатывал, и посильнее, но от этого ещё больше начинал злиться, укрепляясь в решимости, до упрямства, нечеловеческого упрямства. И тогда он многое мог стерпеть, очень многое…

– Бесполезно, капитан… – прошептал разбитыми губами. – От меня вы ничего не узнаете…

– А это мы ещё посмотрим! – Ламберт отвернулся, швырнул с места окурок в пепельницу. – Ещё хоть одно такое слово, и я тебя так отделаю, мамочка родная не узнает.

И тут Янис не сдержался, захохотал зло, прямо сионийцу в лицо. Это была его обычная реакция при упоминании о матери. Не запугать его такими словами. Не запугать и не заставить… От подобных слов только ещё больше растёт внутри яростная сила, готовая взорваться в любой момент.

Ламберт занёс руку для удара, раскрытую ладонь, готовую вот-вот опуститься и прервать этот почти истеричный смех, наполненный мстительной радостью и злостью. Но ниобианин сам заткнулся, неожиданно и резко, словно захлебнулся, опустил голову и прикрыл глаза, будто и не видел этой руки – хотел видом своим подчеркнуть пренебрежение к возможной боли. И капитан сдержался, опустил руку, даже в карман её убрал, отошёл и присел на край стола.

– Вы зря упираетесь, молодой человек, – заговорил Ли дружелюбным, почти сочувствующим голосом. – Мы всё равно всё узнаем. Рано или поздно. Нам торопиться некуда. У нас времени масса. А вот вам необходима медицинская помощь. И чем быстрее, тем лучше будет для вас…

Он ещё что-то подобное нёс, но Янис его не слушал, даже не вслушивался в слова, просто смотрел исподлобья, из-под спадающих на лоб спутанных волос, и медленно слизывал с губ запекающуюся кровь. Смотрел и думал отвлечённо: «Интересно, и что ты за персона? Молчишь постоянно, с бумажками возишься. Ты ведь не военный, не армейский ты человек, хоть и в форме. Даром, что без знаков отличия… Ты же больше на адвоката похож… На тех, государственных, что появляются перед судом буквально за несколько дней… Фальшивое сочувствие и напускная забота. Тошнит аж! Нашёл себе „молодого человека“… Сам-то лет на десять старше, от силы, а важности через край…»

– Вот и тратите вы его поэтому зря! – Янис усмехнулся. – Я же сразу сказал, что ничего вам не скажу… И уговоры эти ни к чему…

– Упрямство в твоём положении только агонию затягивает, – капитан снова потянулся за сигаретами, но сразу не закурил, долго мял сигарету пальцами, а Янис смотрел на его руки и улыбался странной неуловимой улыбкой. Пусть бесится, пусть злится – бесполезно! В себе он был уверен, как был уверен в себе всегда в подобных случаях. Его говорить не заставят!

– Тот человек, застрелившийся, ваш, да? – спросил Ламберт, поджигая сигарету.

– Не знаю, о ком вы! – Янис сразу ответил, не раздумывая, глядя на капитана, сидящего к нему боком. Красивый мужик. Породистый. Немолодой уже, хотя, нет, ему не больше сорока, пожалуй. Коротко остриженные, по-военному, волосы, чёрные, плотные, высокий лоб, чуть нахмуренный, нос немного крупноватый, но правильный, и тонкие поджатые губы. Такие губы бывают у людей упрямых, сильных, решительных. И тот знакомый прищур в глазах, опасный, недобрый. Янис, глядя на сионийца, на этот чёткий, резкий профиль, подумал с невольной тоской: «Не повезло тебе на этот раз, дружище. Такие, как этот, не отступают легко и просто. Он, скорее, сам растопчет, чем позволит себе сдаться. Упорный, гад!»

– Ваша цель? Каким был приказ? – Ламберт был пока спокоен, курил и даже не глядел на пленного, смотрел на носок своего высокого армейского ботинка, которым чуть покачивал, доставая до пола.

– Понятия не имею! – Янис вскинул голову, расправил плечи до боли в затёкших руках, и простреленное плечо заныло, жалуясь. Но от всей этой боли только в голове яснее мысли стали и больше уверенность, больше желание противоречить, не отступать от своих слов.

И капитан, легко и пластично двигаясь (и это при его-то комплекции!), толкнулся вперёд, чуть наклонившись, и с левой руки по-боксёрски, без замаха, закатал кулаком в лицо.

Удар получился сильным, но скользящим: по скуле, по носу костяшками пальцев. Но ниобианин как-то сразу сник, ссутулился, и голова упала на грудь. Ламберт приблизился, так и держа тлеющую сигарету в правой руке, двумя пальцами за подбородок задрал голову вверх и, глядя в глаза, спросил:

– Ну, как? Продолжим?

– К чёрту! – Янис яростно сверкнул глазами, дёрнул головой, высвобождаясь.

– Другого ведите! – Капитан взмахнул рукой, взглянув на солдата у порога.

Они встретились у крыльца, и у Джейка невольно на сердце похолодело при мысли о том, что его ждёт. Мордобой! Начался мордобой… Без разговоров и бесед, без уговоров и прочих любезностей. И Алмаар уже успел получить: разбитые в кровь губы, ссадина свежая на правой скуле.