И снова они шли в молчании. Кайна отставала немного, шага на два, и, глядя Кийрилу в спину, думала: «Тоже мне, придумал… Да такого же быть не может… Хотя, надо у Ариартиса спросить, может, он что-нибудь знает… Ведь про такой случай обязательно должны были сохраниться упоминания. Не в наших лесах, так за Чайной… А он-то, пока мог, где только ни бывал! По всем соседям, до побережья, даже море видел, и в города ходил. Про людей больше моего знает, кажется… И там, и здесь у него знакомые… А сейчас, как покалечился, так и забыли все…»
— Давно он, кстати, так? — спросил вдруг Кийрил, чуть сократив шаг, уменьшая разделяющее их расстояние.
— Кто? — Кайна не поняла, о ком он.
— Ариартис. — Уточнил тот без раздражения в голосе.
«Будто мысли угадал! — Кайна невольно обратила внимание на это совпадение, но не подумала над ним всерьёз, — Мало ли… Всякое бывает. Тем более среди нашего народа… Но у нас наоборот обычно. Странно, ведь и в прошлый раз у него тоже с моими мыслями слова совпали… Не может быть столько совпадений. Но люди же не умеют „видеть“ мысли!»
Опомнилась она тогда лишь, когда Кийрил повторил свой вопрос.
— Не знаю, — ответила она довольно рассеянно: мысли-то были заняты сейчас другим, но потом опомнилась, оживилась. — Лет десять, кажется, если не больше. Да, около десяти. Мы перебрались сюда, и он, наверное, года через два после этого, — она рассуждала вслух, прикидывая в уме основные моменты своей прожитой жизни. — Он тогда за Чайну ходил, а на обратном пути в ураган попал. Река в тот год сильно разлилась, и вспоминать страшно… Вот и попал Ариартис тогда… Ему ногу раздробило, сам бы не выбрался никогда, да на него люди наткнулись. К врачам сразу, в больницу… Хотели нейропротез вживить, а он отказался. Вот так и живёт с тех пор, не ходит никуда, даже по посёлку редко когда…
Кайна замолчала, и Кийрил не стал больше ни о чём спрашивать, шёл всё так же руки в карманы и щурился от слепящего глаза солнца.
Они прошли через весь посёлок, так никого и не встретив, чему Кайна была несказанно рада, но зато сама А-лата встречала их на крыльце дома и была крайне недовольна увиденным. Она, конечно, ничего не сказала, но напоминание её прозвучало, как упрёк:
— Я, кажется, говорила, долго не ходить.
Кайна кивнула несколько раз головой торопливо, слышу, мол, не забыла. А Кийрил вообще ничего не сказал, прошёл в дом — и всё. А-лата проводила его взглядом до самой двери, а потом, повернувшись к дочери, произнесла со значением:
— Приходила Аирка, сказала, чтобы ты зашла к ней, когда вернёшься, — Кайна опять кивнула в ответ, повернулась уходить, а А-лата добавила, — Когда вернёшься, я хочу с тобой поговорить, у меня к тебе несколько вопросов…
— Надеюсь, ты сама в состоянии представить тему нашего с тобой разговора, — А-лата заговорила не сразу, дала Кайне время пройти, устроиться в уголке, как раз там, где чаще всего сидел Кийрил. Девушка окинула комнату быстрым ищущим взглядом, а А-лата заметила с улыбкой, — Не ищи, его здесь нет… Он теперь часто уходит, когда захочет и куда захочет… — помолчала немного. — И я, признаться, даже рада этому. Скоро я смогу снять повязку, значит, быстрее пройдёт обряд, и тогда он вернётся к своим, в город.
— Ты торопишься? — Кайна глянула на мать. В сумерках черты её лица стали расплываться, а в глазницах залегли прозрачные тени. Именно из-за них А-лата стала казаться старше своих лет, и ещё в ней появилось что-то чужое. Может, поэтому Кайна и повела разговор о том, чего бы никогда никому не доверила. Даже матери. Но с чужими людьми, как известно, общаться легче.
— Мама, он ниобианин, и в городе таких, как он, вылавливают, где только можно, сгоняют в лагеря для военнопленных…
— Кайна, что с тобой? Откуда такое в тебе, откуда такие мысли? — А-лата даже о работе забыла, а до этого чистила шкурку с ягод аспазии, ловко орудуя ножом. Взглянула на дочь в упор, — Уж не ты ли когда-то говорила, что не собираешься вмешиваться в дела людей?.. Сионийцы? Ниобиане?.. Для нас, и для тебя, разницы нет. Не так ли?.. Я не хочу, чтобы дома ты вспоминала город, людей, и вообще… Хорошо?
Кайна кивнула медленно, словно ещё обдумывала слова матери, протянула руку, взяла одну ягодку из чашки, принялась снимать шкурку ногтями.
— Знаешь, мам, хорошо об этом не вспоминать, если всего этого не видеть. — заговорила так же медленно, не поднимая глаз.
— Мы тоже в состоянии представить то, что довелось тебе увидеть, — возразила А-лата, — Ты знаешь, нас это тоже коснулось. И нас обыскивали, и наши дома… А потом отправили хоронить… Я до этого случая смерти не видела, — призналась она неожиданно, — И такого отношения к себе подобным — тоже… Расстрел это называется, да? — перевела глаза на дочь. Та сидела, опустив голову, постукивая браслетом о стол, рвала жёсткую кожуру в мелкие клочья.