Возвращение экспедиционного корпуса

История в России в отличие от свернувшей на иную колею истории Европы развивалась своим чередом. То есть двадцать пятого октября (или седьмого ноября по новому стилю) 1917 года случился для кого-то переворот, а для кого-то Великая октябрьская социалистическая революция. В общем Временные подтвердили, что они действительно временные политические импотенты и ничего сделать не смогли. Керенский, обрядившись в женское платье с позором сбежал, оказавшись не годным ни для чего иного как молоть языком на митингах.

Но если в России все шло своим чередом, то в Европе, как уже отметил Михаил, все встало с ног на голову и дело даже только и не столько в произошедших событиях во Франции, и в переломе Войны с переходом инициативы к Германии, но и в том, как это отразилось на «политическом климате» в прочих государствах, в частности в Италии.

РОД, преодолев границу вынужден был встать у озера Лаго-Маджоре. Тут их остановили итальянцы для проведения переговоров о дальнейшей судьбе дивизии. Вот только представители итальянских властей, ни военных ни гражданских, долго не приезжали. Впрочем, удивляться тут было нечему и дело не только и не столько в итальянском менталитете. Все гораздо серьезнее.

Итальянцы, после того как две крупнейшие державы-союзницы по Антанте, по сути, слились, вдруг резко осознали, что они оказались фактически один на один против альянса из Германии и Австро-Венгрии с Турцией. Прочих союзников, типа сербий, греций и прочих черногорий в таких раскладах можно не учитывать.

Англия? Это было даже не смешно. Своих сил у них уже нет, опять же в Ирландии заваруха набирает обороты, а привезти «пушечное мясо» еще откуда-то это надо время, много времени, которого судя по той скорости с которой продвигались германские войска на севере Франции, у них нет.

Америка? После того, как ее армию разбила всего одна русская дивизия, это оказалось, наоборот, смешно, но то скорее смех сквозь слезы. В общем, если судить по газетным статьям, то американцев, как военную силу, всерьез никто больше не воспринимал.

В общем оглянулись итальянцы и поняли, что их скоро начнут бить, возможно даже ногами, а это больно и унизительно, к тому же в процессе избиения можно лишиться зубов, глаз и еще более ценных частей тела. А не хочется. Ведь в войну на стороне Антанты, они вязались чтобы наоборот многое приобрести…

Как итог, грянул сильнейший политический кризис. Часть элит во главе с королем Эммануилом Третьим принадлежащих к условно говоря «партии южан» поддерживаемые англичанами и американцами продолжала цепляться за Антанту, а другая часть элит относящаяся к «партии северян» ментально и культурно близкая к германцам, предлагала переметнуться на сторону потенциального победителя, в качестве аргумента выставляя тот фактор, что они в этом случае может ничего и не приобретут, но по крайней мере есть шанс остаться при своих, ничего не потеряв. А если помочь войсками немцам в дожимании Франции, так можно даже что-то поиметь, если не в Европе, то хотя бы расширить владения в Африке.

И вот пока шел вселенский срач в Риме, и никто не мог взять верх, никому до РОДа не было дела, точнее не могли определиться, как поступить с русскими, антантовцы требовали разоружить и покарать, тем более, что официальный Париж выдвинул требование ареста Климова заведя на него уголовное дело за грабеж в Лионе, а сторонники перехода на сторону Германии — пропустить.

«По крайней мере понятно, почему американцы ломанулись за мной через Швейцарию, ударными темпами восстанавливая дорогу, а не наперерез через Италию на Турин, — подумал Михаил. — Немцы могут не понять пропуск американцев если все же пойдут с ними в союз, да и им самим в этом случае такой контингент внутри страны выйдет боком».

Пробиваться с силой, как во Франции и частично в Швейцарии Климов не мог. Итальянцы в случае резких действий, обещали взорвать мост на юге с тоннелем на границе с Швейцарией и тогда РОД оказывался в ловушке.

И пока в Риме шли жаркие разборки никто не желал общаться с полковником Климовым. Это оказалось даже как-то неожиданно.

— Что будем делать? — поинтересовалась Елена, после изучения очередной стопки прессы в попытке разобраться, кто все-таки одерживает верх в противостоянии, но пока ничего понять не могли, слишком все хаотично, да и верить в этом плане газетам зряшное дело.

— А что нам еще остается делать? Только ждать.

— Тут к вам журналист один рвется, — после разрешения войти, сказал Николай Гумилев.

— Хм-м… почему бы и нет, — кивнул Михаил Антонович.

С журналистами ему как-то общаться не приходилось. Ни во Франции, ни даже в Швейцарии.

Михаил решил, что раз официальные лица его игнорируют, то придется пообщаться с «четвертой властью», тем более что ему есть что сказать, фигурально выражаясь, бросить свой камешек на весы политической власти Италии. Большой такой камешек, и тяжелый…

— Как его зовут?

— Некто Бенито Муссолини…

— Кха-кха-кха!!! — с надрывом, словно чахоточник, закашлялся Климов, подавившись слюной.

— Дорогой?!