Возвращение Ибадуллы

Руки сами собой набивали трубку и поджигали новую порцию смеси опиума и трубочного табака. Он забыл о гибели брата, забыл и о том, что хотел что-то забыть. Но ему стало страшно и противно быть свидетелем чудовищного, бессмысленного истребления. Он сделал незаметное усилие, чтобы достать нить, нашел ее и потянул, — она связывала двух Никколсов: того, кто сидел за столом, и того, кто отправился посмотреть на войну в Корее, — слился воедино, сидел, смотрел на свои руки, возившиеся с трубкой.

Трубка была хорошо обкурена, с прямым мундштуком и серебряным кольцом на соединении.

Никколс забавлялся полной самостоятельностью рук. Они умные, умеют сами все делать. Он, оказывается, никогда не знал рук и теперь удивлялся им, как надежному старому знакомому, в котором внезапно открылся, неожиданный талант.

Никколс захотел посмотреть на свои руки со стороны. Он встал и, оставив руки на столе, отошел в угол комнаты. Там он оглянулся и увидел другого Никколса; этот второй Никколс сидел и курил трубку. Так тоже было очень интересно взглянуть на самого себя без всякого зеркала.

Никколс твердо помнил, что он курит опиум, и понимал, что все чудеса происходят от опиума. Поэтому он спокойно вернулся к столу и опять легко объединил обоих Никколсов в одном. Он нисколько не боялся, — опиум не сумеет его обмануть. Но почему он вздумал курить?..

Думать ему не хотелось, и он заинтересовался чудесными изменениями в окружающей его обстановке. Пол сделался жидким, как вода, и ноги ушли в него до колен. Электрический свет отражался от пола, а ковер изогнулся.

Никколс рассмеялся — вот так опиум! Если здравомыслящий человек от опиума может разделяться на двойников и вновь сливаться, то уж с полом-то может случиться что угодно. Нужно запомнить все и потом рассказать.

Вода холодная и влажная… Никколс опустил руку. Пол был совершенно сухой, хотя и мягкий, потому что рука вошла в него.

Никколсу сделалось очень весело. Он сидел, курил и смеялся.

Он не видел, как сорванная с петель напором воды упала дверь его комнаты и как вместе с волной ворвался генерал Сэгельсон. Генерал закричал:

— Никколс, Никколс! Потоп! Ваш проклятый барраж никуда не годится! Да вы что, пьяны?!

Вместо американца Никколс увидел Ральфа. Мальчик размахивал руками, и с них летели капли крови. Ральф хотел что-то сказать, но его толкнул генерал Сэгельсон. От удара мальчик упал и умер.

Никколс все вспомнил. Он сказал:

— Мой брат убит. Совсем убит, умер от ран…

— Какое мне дело? — завопил Сэгельсон. — Плевать мне на всех ваших братьев! Нашли время сидеть и хныкать. Потоп, говорю я вам! Очнитесь, что делать, чтобы бороться с водой?

Так вот кто убил Ральфа… Руки инженера Никколса сами нашли автоматический пистолет в ящике стола.

По грудь в воде, Никколс топтался по комнате и стрелял в американца. Труп генерала Сэгельсона давно куда-то исчез, кругом плавали непонятные предметы, а Никколс не унимался. Сначала он как следует расправится с убийцей, потом отправится за Ральфом, расскажет, как он хорошо отомстил за него, и больше они никогда не расстанутся. А Эйрин оставит их в покое за деньги…

И Никколс воображал, что стреляет, пока его комната не наполнилась водой до самого потолка.

V

Через трое суток Инд размыл и раздавил оползень. Река вернулась в старое русло. Уцелевшие леса, покрытые сором и грязью, встали из-под воды.

Пройдет несколько месяцев, новой зеленью затянутся сломанные стволы деревьев, буйная растительность скроет следы разрушений и еще сильнее разрастется на оплодотворенной илом каменистой почве. Но долго останутся голыми кручи, обнаженные оползнями.

Теперь не нужно было делать трудный, долгий обход проклятого места, поэтому Эль-Мустафи и его товарищи возвращались ближним путем.

Уходя, наводнение оставило в долине нескоро изгладимые следы: размытые берега, кучи вырванных с корнями обезображенных деревьев, промоины, свежие обвалы… и воронки над норами утопленных грызунов.

На второй день пути под почти беспрерывным дождем люди вышли к устью долины и взобрались на возвышенность, откуда обозревалась база. Было темно из-за дождя, и люди терпеливо дождались просвета. Потом огляделись.

Летное поле было неузнаваемо. Вода унесла даже бетонные взлетные дорожки и изрыла оврагами ровную прежде поверхность. Так поступает наводнение: сначала оно топит, потом роет.

В обрыве горы виднелась линия правильных широких отверстий. Они чернели, как громадные входы в пещеры. В них могли бы пройти целые стада слонов. Наводнение унесло мягкий грунт и обнажило каменную подошву горы. Сейчас, пожалуй, ни один слон не смог бы подняться в пещеры, а людям понадобились бы лестницы.

Вода Инда вылилась из глубоких помещений базы, но откуда-то изнутри бежал живой поток. Он образовывал водопад, а потом превращался в речку и бежал на юг по проложенному Индом новому пути.

— Наша вода, которую нашли и спрятали американцы и англичане, — вслух подумал Бекир.