Возвращение Ибадуллы

После полудня Сафар зашел в городскую баню. В раздевальне стояла приятная прохлада. Вниз, понижаясь как ступени, одна за другой шли восьмиугольные сводчатые залы с выходами в разные стороны. Свет падал сверху, из отверстий в сводах.

Сафар осторожно ступал по скользким каменным плитам, отшлифованным ступнями многих поколений. Баня существовала несколько столетий. Она стала подземной, так как город давно утопил под собой прочное древнее сооружение.

Отдыхая, Сафар прилег и темной нише. Сквозь плеск воды доносились голоса людей, и он прислушивался к своеобразной перекличке:

– Их следует повесить. Публично, на Регистане, чтобы все видели!

– И подтянуть повыше.

– Правильно!

– Нужно их еще найти!

– Разве никто не арестован?

– Не слышно.

– Говорят, уже нашли следы.

Сафар прислушивался: везде одно и то же… Голоса умолкли. Сафар положил руку под голову и задремал.

II

Возвращаясь к Исмаилову, Сафар нисколько не был смущен общим негодованием. Он отдохнул и после бани чувствовал себя свежим и сильным. Он был даже доволен: удар пришелся в больное место.

О Бохассе еще не говорят, это естественно; слухи о том, что случилось утром, когда люди начали пользоваться водой, еще не распространились.

Исмаилов и Хамидов ждали Сафара. Первыми его словами были:

– Расскажи, Хамидов, как ты поступил с Бохассой?

До последней минуты Хамидов колебался, не зная, скажет ли он правду. Он не поделился своей неудачей с Исмаиловым – не следует преждевременно расходовать слова, при повторениях речь теряет убедительность, и неосмотрительно заранее связывать себя. Хамидов внутренне репетировал встречу с Сафаром, взвешивая выгоды той или иной лжи. Но при виде Сафара он понял, что только правда может быть ему выгодной, и уверенно ответил:

– Под Бохассой много арыков, мне было трудно найти нужный, поэтому живущие там получили лишний день жизни. Я решил действовать наверняка. Сегодня утром я ходил туда, посетил музей, прошелся по окрестностям и все рассмотрел. Я совершу дело сегодня, до восхода луны.

Исмаилов едва заметно улыбнулся, а Сафар ничего не сказал в упрек Хамидову. Судьба может неблагоприятствовать, человеку не удается совершить задуманное, так бывает. Не нужно натягивать струну слишком сильно, эти люди зависели от него, но и он зависел от них. Поэтому Сафар не счел нужным сказать Хассану, что яд в воду он мог бы опустить и днем.

Сафар колебался, он хотел уехать. Задержаться ли еще на один день и не пойти ли с Хассаном ночью в Бохассу? Нет, пора. Он доверял Исмаилову и Хамидову и сказал:

– Сегодня ночью я уйду. Оставайтесь и продолжайте совершать угодные богу дела, мусульмане.

«Наконец-то», – с облегчением подумал Исмаилов. Пребывание опасного гостя несказанно угнетало Садыка Исмаиловича. Однако он имел выдержку и умел не спрашивать Сафара о сроке. Он вел себя мягче с женой, давал ей лишние деньги на хозяйство и подарил материи на два платья, хотя сам считал, что хватило бы еще старых.

Со дня появления Сафара в его доме директор торговой организации начал еще тщательнее выполнять свои служебные обязанности, стал еще требовательнее к подчиненным, под страхом немедленного увольнения запретил ночному сторожу заниматься мелочной торговлей на ступеньках конторы.

Строгий директор издал подробный приказ, требуя усиления внимания к потребителям и повышения трудовой дисциплины. Он обошел все торговые точки, изучал записи в книгах жалоб и предложений, отдал под суд продавца, уличенного в обмере покупателя. Недомер на целых восемь сантиметров в отрезе сукна! Возмутительно! Исмаилов требовал показательного суда.

Более смелый или менее впечатлительный Хамидов тоже согласился, что операции с рынком следует на время прекратить.

– Когда идет поезд в Карши? – осведомился Сафар, не скрывая пункта своего назначения.

Поезд отправлялся в час ночи.

Хассан Хамидов очень устал, все утро он бродил под солнцем, чтобы изучить Бохассу. Зато теперь он уверен в себе и в успехе.

Амина подала обед. Сафар ел жадно и много, как бы стараясь насытиться на несколько дней вперед. После обеда он сделался разговорчивее.

– Ваш город полон дурными людьми, – говорил он со спокойной злобой. – Многие оплакивают Мохаммед-Рахима, душа которого пылает в аду между огненными жерновами. Ваш город не священный, а нечистый, он насыщен коммунистами. Вам, верным, я оставляю запас американского порошка, который убивает. Будет указание, когда пустить его в дело. Не будет указания, действуйте сами применительно к событиям, например если услышите о начале войны. Опустите порошок в главный канал. Так же поступите с источниками, питающими город, где проходит железная дорога. Сами уезжайте на время в тот же день… Но заблаговременно осмотритесь. Пусть тебе, Хассан, неудача с Бохассой послужит уроком…

III

Мужчины прекращали разговор, когда появлялась обслуживающая их женщина. Они не смотрели на нее, иначе могли бы заметить, что женщина едва держится на ногах. Ее лицо было закрыто волосяной сеткой.