Возвращение, или Свободу попугаям!

С отведыванием остальных продуктов мотылек справился в считанные минуты. Никаких иных пакостей, кроме мухомора в моей порции обнаружено не было. Настала пора эксперимента. Я коротенько обрисовала сценку, каковую намеревалась разыграть и убрала укрывающее заклятье. Отхлебнув еще глоток, пододвинула было к себе чугунок с грибами, понюхала, сморщила нос и весело посмеиваясь, спросила:

— Фу, укроп, терпеть его не могу, Кейр хочешь мою порцию?

— Давай, — небрежно согласился заправляющийся мясцом и грибками одновременно телохранитель и, не прекращая жевать, потянул к себе чугунок.

— Ой, в соус муха залетела, и как они твари всюду влезть умудряются! — рванувшись к столу, фальшиво завопила Дуница и выхватила емкость прямо из-под носа телохранителя. Взгляд ее был почти безумным, руки с короткими, но чистыми ноготками подрагивали, впрочем, чугунок она держала, крепко прижав к себе. — Надо заменить! Я сейчас другой принесу!

— Принеси, — я внимательно посмотрела на девушку.

Она моргнула, и руки бессильно разжались, опуская ношу на край стола.

— Ты все знаешь, — прошептала она, подтверждая правдивость старой пословицы "на воре и шапка горит".

— Знаю, — вполне миролюбиво, почему-то я решила, что такие интонации дадут лучший эффект, чем крики и скандал. — Присядь.

Лакс ногой скорее пихнул, чем двинул в сторону девушки табурет, и она рухнула на сидение, будто ноги подломились. Спросила слабым, безжизненным голосом:

— Страже меня сдадите или сами убьете?

— А смысл, — пожала я плечами. — Чтоб брат твой малолетний круглым сиротой остался? И кто будет свинину и грибы в Коробах проезжим готовить? Скажи лучше, ты веришь в то, что конец жизни земной не конец для души человека? — спросила, ощущая легкую неловкость, будто какую идиотскую проповедь Белого Братства или Свидетелей Иеговы для промывки мозгов затеяла.

— Конечно, — хмуро и недоуменно согласилась "Дунька", не понимая, чего ради я такие расспросы веду и вообще пребывая в некотором ступоре после действий в состоянии аффекта. Не верилось мне как-то, что деревенская девчонка, может, моя ровесница, а может и моложе, детально спланировала потраву и хладнокровно осуществила ее. Да и не трясутся руки у хладнокровных убийц. Вон у Гиза, когда меня убивать старался, не тряслись.

— Значит в то, что душа твоего отца, покинувшая бренную землю, где-то пребывает и возможно наблюдает за любимой дочкой, ты веришь, — довольно констатировала я. — Как, по-твоему, батька радуется твоему намерению отомстить, убив первого попавшегося мага?

— Н-нет, — признала Дуница, и слезы потекли из глаз девушки крупными каплями. — Папка добрый был, никогда обиду подолгу не держал. Даже задарма бывало кормил тех, кто заплатить не мог.

— Тем не менее, ты хотела моей смерти. Ну откушала бы я грибов и померла, стало бы тебе легче, коль на труп магевы плюнуть смогла? — с каким-то удивительно отстраненным для потенциальной жертвы интересом уточнила я.

— Я не-н-е знаю, — прошептала девушка, вздрогнула, точно воочию представила красочную картину, и пробормотала: — Только увижу кого из вас, прямо сердце заходится и такая злоба берет. Как в тумане красном все, я ж грибы-то на настойку собирала, спину растирать дядьке Гжелу, а как вас увидела, так уж ни о чем думать не могла…

— Ты считаешь, что маг нарочно гулял где-то далече, дожидаясь, пока яд грибов подействует и твой родитель умрет? — зашла я с другого бока.

— Не знаю, — угрюмо шепнула Дуница и упрямо продолжила, видно уж тысячу раз проговаривала эти упреки про себя: — Вы ведь все можете, почему же он не пришел?

— Девица, магия в принципе ничем не выше воинского умения или, скажем, твоих талантов к готовке. Вся разница только в том, что дар к магии в некоторой степени изначально присущ тому, кто занимается колдовством. Но ведь и готовить, почитай, все могут, одни лучше другие хуже, кто-то будто чует, когда огонь утаить надо или кастрюлю с печи снять, знает, сколько соли и трав сыпануть, а у кого-то вечно горелая, да пересоленная стряпня получается. Так и с нами. Магия, увы, не всесильна, и люди, ею обладающие, не всемогущи, хоть кое-кто и притворяется таковым, — я развела руками. — Мы ошибаемся, обманываемся и опаздываем, как все другие. Только ошибки наши и опоздания имеют куда более значительные последствия, чем пригоревший обед, но совсем их избежать невозможно. Мы не боги!

— Мне почему-то кажется, что ты успела бы, — медленно промолвила девушка.

— Не знаю, — совершенно честно ответила я. — Прости, Дуница, не знаю. Случись я рядом, когда он заболел, вылечила б. Но смогла бы узнать, услышать, что кому-то нужна помощь, если б находилась поблизости — сомневаюсь. Такого таланта у меня нет.

Юная трактирщица молчала долго, гораздо больше минуты, а потом сказала:

— Зато есть другой. Ты очень сильная магева, — серо-зеленые, еще затуманенные слезами озера уставились на мое лицо, словно ища там ответа на все вопросы Мироздания. — Ты взяла и убрала мою злость и боль, словно вычистила изнутри то, что так долго сидело черным колючим комком. Это магия?