Возвращение, или Свободу попугаям!

Ну что сказать? Палач переживал не зря. В ту же секунду, когда упала мебель специального назначения, раздался трест и грохот непредусмотренный планами казнения. Одновременно произошло следующее: порвалась сразу в трех местах прочная веревка и в двух переломилась перекладина. Упавший кусок деревяшки со снайперской меткостью угодил по темечку палача. Тот пошатнулся и оглушенный осел на пятую точку. Дерг, освобожденный от веревки, озабоченно склонился над экзекутором и принялся бережно похлопывать его по щекам.

— Если дойдет до четвертования, боюсь за жизнь…  ката, — эдак задумчиво обронил Гиз.

— Хорошо, что я нанимался в патерские палачи, — искренне сказал Кейр, наверное, представил себя в шкуре собрата по профессии.

Народ веселился, а я наблюдала за Клементарием. Удар по самолюбию короля оказался чудовищным. Одно дело допустить вероятность того, что яд утратил действенность от времени или своевременно подсунутого сыскарю противоядия, и совсем другое странные голоса и буквально развалившаяся на части виселица, на которой, как на тарзанке, минутой раньше чуть ли не раскачивался, пробуя всем своим вполне изрядным весом, палач. Монарх буквально разрывался между негодованием и страхом. Умолк льстивый хор придворных, почуявших перемену ветра. Они, да и я с интересом ждали следующего хода короля. Прикажет ли он палачу взяться за топор, придумает ли другой способ разделаться с сыщиком, или помилует опального придворного, уступив божьей воле, сделает хорошую мину при плохой игре, объявит все случившееся испытанием верности для Кейсара и спасет остатки подмоченной репутации?

Ох, судя по злобно-упрямому выражению, прочно поселившемуся на роже Клементария, нас ждало "продолжение банкета". Ну что ж, пускай, моя магия была готова отразить любой удар, направленный в сердце Дерга. Толстопуз набрал в грудь побольше воздуха, намереваясь отдать очередной нелепый приказ, раздул щеки и замер в кресле с выпученными глазами и багровой физиономией. В обморок что ли свалился? Или слова забыл?

— Изящный ход, браво, магева! — с одобрительным удивлением и чем-то близким к уважению констатировал Гиз и сделал несколько символических хлопков в ладони.

— Ты о чем? — я обернулась к киллеру.

Однако ответ на вопрос я получила с другой стороны. Он воплотился в вопле, исторгнутом из торопливой глотки какого-то челядина:

— Король Клементарий мертв, славься король Альвин! — и был моментально подхвачен толпой в стиле скандирования футбольных фанатов: Аль-вин! Аль-вин! Аль-вин!…

Вот так народ, собравшийся посмотреть на кончину Дерга, нежданно-негаданно угодил на первый этап коронации. Кресло с безвольно обвисшем в нем бывшим монархом проворно удалили в недоступное для глаз народа место, то ли в карету засунули, то ли вовсе под помост спихнули, я не уследила. Слишком прытко действовал ушлый придворный люд, будто не аристократы, а записные каты вместе собрались.

Альвин забрался с ногами на первую попавшуюся скамью и вопил, заикаясь от волнения, свой первый указ. Он объявлял Кейсара Дерга невиновным и возвращал все имущество, титулы и полномочия.

На площади начало твориться что-то невообразимое. Ор, шум, форменное буйство к которому присоединились даже стражники. Палач бросил маску, приметную стильную безрукавку и растворился в толпе от греха подальше. Поди убеди народ, в том, то ты не по своей инициативе главного сыщика на тот свет спровадить старался! На счастье палача веселящийся люд не жаждал крови. Кейсара освободили от цепей, стащили с эшафота и, подкидывая вверх от переизбытка чувств, с торжествующими воплями подтащили к молодому королю.

— Беги к хозяину, Цап, — шепнула я на ухо псу, и он ликующей стрелой сорвался с места.

Довольный Фаль отплясывал в воздухе зажигательную джигу, выделывал акробатические номера и хохотал, ухмылялся Лакс, однако мне, прежде чем предаваться всеобщей радости, следовало выяснить одну вещь:

— Гиз, ты считаешь я убила Клементария?

— А разве нет? — удивился киллер.

— Нет, — резко ответила я. — Сделала посмешищем и унизила — да, но не убивала. Быть самовлюбленным болваном на троне еще не повод для насильственной смерти. Он прикончил себя сам, злобой, гневом и чрезмерной полнотой. Никаких смертоносных заклятий сегодня произнесено не было. Тебе, мой дорогой телохранитель, пора бы уяснить: я не убиваю исподтишка!

— Приношу свои извинения, магева, — церемонно поклонился Гиз, то ли издеваясь, то ли впрямь почуял вину.

В отношении убийцы сказать что-то наверняка было сложно, а уж гадать о мыслях, мотивах и предполагаемых поступках экс-киллера я считала делом вовсе бесполезным. Пусть такие гипотезы Юнги, Фрейды и иные типы, готовые сломать личную голову, копаясь в чужой, выдвигают. Мне бы со своей башкой разобраться, временами там такое твориться, что мама не горюй!

— Забыли, — пожала я плечами, не желая устраивать разбора полетов. — Давайте-ка отсюда линять. Народные гуляния и без нашей помощи продолжатся. Если кто находчивый догадается им закусона со спиртным выкатить, так толпе вообще больше ничего не надобно будет.