Возвращение из СССР

Вопросы, которые вам задают, иногда настолько ошеломляют, что я боюсь их воспроизводить. Кто-нибудь может подумать, что я их сам придумал. Когда я говорю, что в Париже тоже есть метро, – скептические улыбки. "У вас только трамваи? Омнибусы?.." Один спрашивает (речь уже идет не о детях, а о вполне грамотных рабочих), есть ли у нас тоже школы во Франции. Другой, чуть более осведомленный, пожимает плечами: да, конечно, во Франции есть школы, но там бьют детей, он знает об этом из надежного источника. Что все рабочие у нас очень несчастны, само собой разумеется, поскольку мы еще "не совершили революцию". Для них за пределами СССР – мрак. За исключением нескольких прозревших, в капиталистическом мире все прозябают в потемках.

Образованные и очень благовоспитанные девочки (в "Артеке", куда допускаются только избранные) удивлены, когда в разговоре о русских фильмах я им сообщил, что "Чапаев" и "Мы из Кронштадта" имели в Париже большой успех. Им ведь говорили, что все русские фильмы запрещены во Франции. И, поскольку им говорили об этом учителя, я вижу, что девочки сомневаются не в их, а в моих словах. Французы – известные шутники!

Группе морских офицеров на борту крейсера, который привел меня в восхищение ("полностью построен в СССР"), я осмеливаюсь заметить, что, по моему мнению, во Франции лучше знают о событиях в СССР, нежели в СССР о том, что происходит во Франции. Поднялся неодобрительный ропот: "Правда" достаточно полно обо всем информирует. И вдруг резко какой-то лирик из группы: "В мире не хватило бы бумаги, чтобы рассказать обо всем новом, великом и прекрасном в СССР".

В этом же образцовом "Артеке", раю для образцовых детей – вундеркиндов, медалистов, дипломантов (поэтому я предпочитаю ему многие другие пионерские лагеря, более скромные и менее аристократические), – тринадцатилетний мальчик, если я не ошибаюсь, прибывший из Германии, но уже усвоивший здешний образ мыслей, показывает мне парк, обращая внимание на его красоты:

"Посмотрите, еще недавно здесь ничего не было… И вдруг – лестница. И так повсюду в СССР: вчера – ничего, завтра – все. Посмотрите вон на тех рабочих, как они работают! И повсюду в СССР такие же школы и пионерские лагеря. Разумеется, не все такие красивые, потому что "Артек" в мире только один. Сталин им специально интересуется. И все дети, которые приезжают сюда, – замечательные.

Скоро вы услышите тринадцатилетнего мальчика, который будет лучшим виолончелистом в мире. Его талант уже так высоко ценят у нас, что подарили ему редкую виолончель очень известного старинного мастера12.

А здесь! Посмотрите на эту стену! Разве подумаешь, что ее построили за десять дней!"

Энтузиазм этого ребенка такой искренний, что я не хочу обращать его внимание на трещины в этой наспех возведенной стене. Он хочет видеть только то, что вызывает в нем гордость. В восхищении он добавляет: "Даже дети этому удивляются"13.

Эти детские речи (внушенные, зaучeнныe, может быть) показались мне настолько характерными, что я в тот же вечер их записал и теперь воспроизвожу здесь.

Я не хотел бы, однако, кому-нибудь дать повод подумать, что других воспоминаний об "Артеке" у меня не осталось. Слов нет, этот детский лагерь – чудесный. Расположенный в прекрасном месте, очень хорошо спланированный, он террасами спускается к морю. Все, что можно придумать для блага детей, для их гигиены, спортивных занятий, развлечений, отдыха, – все рационально устроено на площадках или на склонах холмов. Все дети дышат здоровьем, счастьем. Они были очень разочарованы, когда узнали, что мы не можем остаться на ночь: в честь нас был приготовлен традиционный костер, деревья на нижней террасе украшены транспарантами. На вечер была назначена разнообразная программа – песни, танцы, – но я попросил, чтобы все было закончено к пяти часам, нужно было вернуться в Севастополь до наступления ночи. И, как оказалось, хорошо сделал, потому что в этот вечер заболел сопровождавший меня Эжен Даби. Ничто, однако, не предвещало болезни, и он мог беззаботно наслаждаться спектаклем, который нам предложили дети, в особенности танцем маленькой таджички по имени, кажется, Тамара – той самой, которую обнимал Сталин на громадных плакатах, расклеенных по всей Москве. Невозможно выразить прелесть этого танца и обаяние исполнявшего его ребенка. "Одно из самых дивных воспоминаний об СССР", – говорил мне Даби, так же думал и я. Это был его последний счастливый день.

Отель в Сочи – один из самых приятных. Превосходный парк. Пляж – красивейший, но купальщики хотели от нас услышать, что ничего подобного у нас во Франции нет. Из учтивости мы не стали им говорить, что во Франции есть пляжи лучше, гораздо лучше этого.

Да, замечательно, что этот комфорт, этот полулюкс предоставлены в пользование народу, если только считать, что приезжающие отдыхать сюда – не слишком (снова) привилегированные. Обычно поощряются наиболее достойные, но при условии, если они следуют "линии", не выделяются из общей массы. И только такие пользуются льготами.