Возвращение к легенде

Многие нашей жизни завидовали. Василий, он водки не пил, гулянками не увлекался. Но мне с ним не было скучно. Как у нас вечер свободный, так он предлагает: «Пойдем, Варенька, побродим немного». Мы шли обычно на Замковую гору — это в Перемышле так называется гора, где стоит старинный замок какого-то короля или графа. А вокруг замка большой парк. Вот и бродим мы по дорожкам и говорим, говорим. А то залезем на башню и смотрим на ту сторону Сана. Там немцы. Ходят их офицеры, важные, как гусаки, в лаковых сапогах и с тросточками. Или дамы — нарядные, в широких шляпах. А иногда проедет карета с кожаным верхом. Я еще мечтала: «Вот бы в такой карете покататься!» А Вася смеялся: «Подожди, Варя, когда мы с тобой до золотой свадьбы доживем, я тебе еще лучше карету подарю, тоже из золота!»

Так мы и прожили три с половиной месяца. 21 июня, в субботу, помню, наше городское начальство решило в Замковом парке праздник устроить, почему — не знаю. Только народу там собралось масса: и военные и гражданские. В ларьках чего только нет — и шоколад, и апельсины, и вина разные, одного птичьего молока не хватало. Ну, танцы, конечно. Музыка играла, фейерверки пускали. Одним словом, чтобы все видели, что мы за мир… Мы с Василием тоже там были, но только часов до десяти. Его товарищи нас в ресторан звали, но он не пошел. «Мы, — говорит, — лучше с Варюхой по-семейному, дома поужинаем». Пришли, поели, потом долго в карты, в дурачка, резались. А потом легли спать…

И вдруг взрыв. Я глаза открыла, вижу рассвет, красное солнце в лицо бьет, ничего не разберу. Только грохочет вокруг и дом ходуном ходит. А Василий уже собирается: «Это, Варя, война!» Так и сказал, уверенно, будто знал. Быстро натянул гимнастерку, схватил сумку и к двери. Но вернулся, поцеловал меня и приказал немедленно бежать за ним, в его часть. Я тоже оделась кое-как, все, помню, кофту вместо юбки на ноги натянуть пыталась. Выбежала из дому, а по улице бегут такие же, как и я, — кто полуодетый, кто просто в нижнем белье. Кругом снаряды рвутся, паника, дети плачут…

Ну, добежала я до его части, а там нас, женщин, сразу же погрузили в санитарные автобусы и повезли за город. А оттуда еще дальше. Так мы ехали почти три недели, до самого Проскурова. Там нас уже поездами направили кого куда. Я поехала в Днепропетровск, к родителям…

Варвара Артемовна сидит, опустив глаза, старательно разглаживает складку на платье.

— А что же дальше было с вашим мужем?

— Убили его, — просто и как-то очень спокойно говорит она. — Уже за Проскуровом встретила я случайно его ординарца. Сначала не узнала, был мальчик, а здесь ко мне подошел, ну, прямо как старик — обросший весь, черный и худой-худой. Он меня сам узнал, подбежал с шинелью в руках, говорит: «Вот, возьмите, это Василь Никитича шинель». И убежал обратно в колонну. А я посмотрела — вешалка, что я ему перед войной пришивала, порвана, воротник в крови, и так мне дурно стало, еле до вагона добралась…. А уже в Днепропетровске, месяца через два, мне похоронную прислали: убит, мол, а где — не указано. «Погиб смертью храбрых». И все.

…Мы выходим на улицу. Женщина идет крепкая, осанистая, серьезная, и уже кажется, что не было у нас сейчас ни этого уединения в уголке, ни откровенного разговора. О чем она думает? Теперь об этом не спросишь…

— Да, вспомнила, как бывшего нашего начальника фамилия, — Притула, Александр Дорофеевич Притула.

В ее карих, золотистых от солнца глазах снова светится радость.

— А я уж думала, у меня склероз! Между прочим, говорят, он жив, где-то сейчас генералом служит. Ну, прощайте, через десять минут у нас заседание.

Тряхнув мне руку, она бежит к переполненному автобусу, прыгает на подножку, расталкивая стоящих впереди мужчин.

Я смотрю ей вслед. Но вот захлопывается дверца, автобус ныряет в поток других машин и скрывается в нем.

Спасибо, Варвара Артемовна!

Теперь во мне еще сильнее заговорил дух искателя. Он подсказывал: стоит ухватиться за кончик нитки, и клубок начнет разматываться. Но в мечтах все проще и, я бы сказал, прекраснее. Сколько раз — и тогда и сейчас, когда первый этап поисков уже давно позади, — я, споткнувшись, вдруг начинал проклинать себя за мое пристрастие ходить по узким горным тропинкам, зачастую по краю пропасти.

И все-таки это чертовски интересно: возвратиться к легенде и попытаться сверить ее с правдой жизни. Только так, шаг за шагом, восстанавливается великая карта войны. Исчезают «белые пятна», становятся резче штрихи…

Хороший мой друг, тоже писатель-искатель, познакомил меня с «помощником следопытов» из Министерства обороны, полковником Валентином Николаевичем Соловьевым. Тот понял меня с полуслова. «Генерал не иголка!» — с улыбкой в голосе ответил он и в тот же день сообщил мне служебный телефон Притулы.

…Набираю номер, воображая себе внешность генерала: седой бобрик, живые, веселые глаза… Впрочем, что гадать, если мы скоро увидимся?.. Я почему-то не сомневаюсь в этом.

— Притула слушает.

Я представляюсь, коротко, может быть, сбивчиво говорю о цели моего предстоящего визита, ссылаюсь на Варвару Артемовну Грисенко.