Возвращение к звездам

— Все это было, — сказал он, — страшной потерей времени и сил. Безудержная гонка, спешка — и все ради ложных целей. В моей жизни представился уникальнейший случай узнать хотя бы немного о другой Галактике, но тупые бюрократы Вхола не могут думать ни о чем другом, кроме своей мелочной войны с Харалом.

— У каждого, пожал плечами Чейн, — свое понимание того, что считать наиболее важным. Хараловцы, наверное, были бы более заинтересованы в установлении факта, что здесь нет супероружия, нежели в получении знаний о полусотне Галактик.

— Хараловцы, — сказал Лабдибдин, — ограниченные, невежественные люди.

— Да, им в этом не откажешь, — подтвердил Чейн и повернулся к Дайльюлло: — Крии нам вроде бы больше ни к чему. Не лучше ли нам возвратиться наверх?

Дайльюлло согласился. Он бросил еще раз взгляд на ряды не мертвых, но и не живых существ, терпеливо восседающих в надежде своего воскрешения, и ему подумалось, что их отчужденность уходит значительно глубже, чем сущность их формы или даже вещества. Он не мог точно сам уяснить, что имел в виду, и вдруг понял. Это их лица. Не черты. А выражение. Взгляд полного спокойствия. Эти лица никогда не знали никакой страсти.

— Вы тоже это видите? — сказал Лабдибдин… — Думается, этот биологический вид должен был развиться в благоприятной окружающей среде, где не было ни врагов, ни необходимости бороться за выживание. Они ничего не покоряли…. я имею в виду, в самих себе. Они никогда не страдали, им не надо было учиться избавлению от насилия в поисках лучшего пути. Этого просто никогда у них не было. Кстати, если судить по их записям, у них нет и любви. Они, по-видимому, совершенно лишены каких-либо внутренних эмоций. Им всегда хорошо. У них абсолютно не может быть каких-либо огорчений. Это заставляет меня задуматься. Наверное, их Галактика полностью отличается от нашей, в ней нет всех этих неистовств природы, которых хватает на наших планетах, — изменений климата, засух, наводнений, голода, всего того, что делает нас прежде всего борцами и дает нам выживание в качестве награды победителю… А может быть, мир криев — исключительный случай…

— Будучи человеком, — сказал Дайльюлло, — я не могу игнорировать свои внутренние эмоции. Они приносят нам немало беспокойств и огорчений, но они делают жизнь стоящей того, чтобы ее прожить. Я не очень-то завидую криям.

Чейн со смехом добавил:

— Не хочу быть непочтительным, но скажу: наши покойники выглядят более живыми, чем крии. Пойдемте отсюда. Я устал от их вытаращенных глаз.

По звенящему пустотой коридору они отправились назад, и на сей раз Дайльюлло почувствовал странное холодное покалывание в спине, как будто сотня пар глаз неотступно следовала за ним, пронизывая своими взглядами металл и тусклый свет.

Как этим глазам, должно быть, приходилось удивляться при изучении странных диких туземцев наших звездных джунглей — любовников, убийц, святых, мучеников, торжествующих подлецов.

Дайльюлло вдруг сказал:

— Не думаю, чтобы был чересчур большой смысл в том, чтобы не делать чего-то, пока очень не захочешь это сделать.

— Это потому, что вы человек, — возразил Лабдибдин. — Для человека полный покой равносилен смерти. Организм разрушается.

— Верно, — поддержал Чейн, и с такой горячностью, что Дайльюлло с улыбкой уставился на него.

— Он имеет в виду не только войну. Понимаешь? Есть ведь и другие виды борьбы.

— Правильно. Но цветку, скажем, или дереву…

В мини-рации Дайльюлло, прикрепленной к клапану кармана, раздался голос Болларда:

— Джон, на радаре Биксела появилось два всплеска.

— Иду, — сказал Дайльюлло и вздохнул: — Сколько стоит полный покой?

Глава 18

Лабдибдина в сопровождении наемника отправили назад в куполообразную постройку. Чейн же сидел в капитанской рубке, удивляясь, почему Дайльюлло захотел видеть его здесь, а не там, где скоро возникнет огневой рубеж. Через дверь навигационного отделения он мог видеть, как Биксел, склонившись над экраном радара, следил за приближением крейсеров. Рутледж обеспечивал межкорабельную радиосвязь, по которой вели сейчас разговор Дайльюлло и капитан одного из вхоланских крейсеров.

Голос вхолана звучал громко, отчетливо. Старший из командиров, определил про себя Чейн, изъяснялся плохо на галакто, но говорил надменно, тщательно выбирая и чеканя каждое слово.

— Предлагаю вам сдаться. Это ваш единственный шанс. Вы должны соображать: альтернативой будет только смерть. Конечно, я не должен указывать вам на безнадежность борьбы с двумя тяжелыми крейсерами.

— Тогда зачем же это делаете? — сухо спросил Дайльюлло. — Предположим, что я сдамся. Какими будут условия?

— Вас возвратят на Вхол и будут судить.