Возвращение колдуна

Раздался звонкий оглушительный хлопок. Из образовавшегося отверстия посыпались голубые искры, и вдоль клинка пробежал зигзаг тонкой бело-голубой молнии. На секунду мне показалось, что внутри кристалла на рукоятке моей шпаги вспыхнул какой-то чужеродный огонь и бело-голубые огненные змейки обвили контур звезды шоггота. Затем молния вспыхнула еще сильнее и исчезла в моей руке.

Я почувствовал, как меня пронзила нечеловеческая боль. Каждый нерв в теле завибрировал. Я отпрянул назад и попытался отпустить шпагу, но мне не удалось этого сделать: моя рука, казалось, намертво срослась с металлом, из которого был сделан клинок. Я видел, как из головы механического человека посыпались мелкие искры. Мое сердце, готовое выпрыгнуть из груди, выбилось из ритма, и я, зашатавшись, упал на одно колено. Однако я не собирался сдаваться. Изо всех сил дернувшись назад, я все-таки оторвал руку от рукоятки шпаги.

Все закончилось еще до того, как я упал на землю. Последняя ярко-синяя молния вырвалась из головы механического монстра, затем раздался резкий писк, и из его ушей, рта и носа повалил густой серый дым. Кровожадный огонь в его единственном глазу потух.

Несмотря на то что разрядов молнии больше не было, мне казалось, что моя правая рука по-прежнему находится в огне, а сердце вот-вот разорвется. Сквозь кровавую пелену я увидел, как Рольф опустился на колени рядом со мной и, протянув руки, взял меня за плечи.

Затем, уже в третий раз за этот день, я потерял сознание.

— Е2 на Е4, — сказал Сарим.

Говард наморщил лоб и промолчал, уставившись на огромную шахматную доску, лежавшую перед ним. Ход Сарима был более чем оригинален — это был обычный дебют, который делают новички и, как правило, проигрывают.

— Е7 на Е5, — сказал после продолжительной паузы Говард. — Ты разочаровываешь меня, Сарим. Помнится, когда мы играли с тобой в шахматы, ты был моим учителем.

Де Лорек подождал, пока огромная пешка переместится на названную клетку, и только после этого ответил.

— Как знать, брат

, — ответил он. — Возможно, я не в форме. Или же ты разучился играть.

Де Лорек сделал пригласительный жест рукой.

— D2 на D4, твой ход, брат.

Говард некоторое время смотрел на повелителя кукол, прежде чем сосредоточить свое внимание на шахматной доске. Она была такая же, как и все в доме де Лорека, — огромная, напичканная всякими техническими новшествами. Шахматное поле выглядело как черно-белый узор на полу в большой гостиной Сарима. Каждая клетка была полтора на полтора метра, и фигуры, разумеется, соответствовали ее размерам. Обе королевские пешки, серебристого и золотистого цвета, которые сейчас стояли в центре поля, были ростом с десятилетнего ребенка. Они и вправду напоминали карликовых крестьян.

Королевская пешка Сарима стояла рядом с пешкой Говарда, и тот мог убить ее. Он думал над тем, что бы это могло означать. Игрок такого уровня, как Сарим де Лорек, не стал бы жертвовать фигурой, если бы у него не было точного плана действий. Сначала Говард хотел принять этот подарок и убить пешку, но потом покачал головой, резко отошел назад, на свою основную линию, и поставил королевскую пешку на то место, которое показалось ему более надежным.

— D7 на D5, — сказал Говард, убирая от фигуры руки.

Левая бровь де Лорека взлетела вверх.

— Ты не будешь бить? — спросил он. — Ты меня удивляешь. Может, ты не уверен в себе?

— Может быть, — тихо произнес Говард. — Твой ход.

— Я знаю. — Улыбка де Лорека стала немного холоднее. — Я принимаю твое предложение — Е2 на D5. Пешка бьет пешку.

Серебристая пешка передвинулась на названную клетку. Королевская пешка Говарда сместилась в сторону, закачалась, на некоторое время замерла перед падением и скатилась с шахматной доски.

Но фигура не замерла неподвижно, как ожидал Говард. Внутри ее послышался громкий металлический щелчок, и одна из металлических рук вытянулась вперед. Там, где должны были быть пальцы пешки, сверкнуло острое как бритва лезвие.

Злобный смех де Лорека заглушил крик боли Говарда, когда четыре крошечных лезвия проткнули его икру.

Небо над городом медленно серело. Сейчас, очевидно, было где-то около пяти часов утра, и, скорее всего, этот день в Париже тоже будет холодным и дождливым. Я машинально потянулся к нагрудному карману, чтобы вытащить часы, но моя рука остановилась на полпути. У меня совсем не было сил. К тому же равномерное покачивание кареты действовало на меня усыпляюще.

— Мы почти на месте, — сказал Рольф.

Смысл его слов доходил до меня очень медленно, как будто пробиваясь сквозь плотную пелену усталости, повисшей между мной и окружающим миром. Я моргнул, немного привстал на сиденье и сонно посмотрел через просвет между занавесками. Было слишком темно, чтобы разглядеть, где мы сейчас. Но, судя по тому, что я смог увидеть, это была совсем не та местность, где я хотел бы сейчас находиться.