Возвращение королевы

— Он не знал всего плана до той самой ночи. Если тебя это утешит, скажу: он был в ужасе, он был просто раздавлен. Думаю, он так и не оправился от пережитого. Видит Иллиор, он перенес страшную пытку, глядя, что делают с твоей матерью и с тобой.

— Вы с Айей хорошо его знали?

— Да, мы удостоились этой чести. Он был великим человеком, добрым к людям и славным воином. Ты очень похожа на него. Тебе достались и его храбрость, и его большое сердце. Я уже вижу в тебе и его мудрость, хотя ты еще очень молода. Но ты получила и лучшие качества своей матери, той Ариани, какой она была до твоего рождения. — Аркониэль коснулся пальцем кольца, на котором были изображены профили ее родителей. — Я рад, что ты нашла его. Ты взяла все лучшее от них, и Светоносный не случайно выбрал именно тебя. Ты избрана Иллиором. Никогда не забывай этого, что бы ни случилось в будущем. Ты будешь лучшей королевой Скалы после Герилейн.

— Надеюсь, ты не ошибаешься, — грустно произнесла Тамир и ушла.

Аркониэль еще какое-то время сидел, глядя на огонь. И хотя он испытал немалое облегчение от разговора, сердце его болело из-за разлуки с Айей и из-за того, что он видел, как сильна и в то же время уязвима Тамир. Тяжкая ноша лежала на ее хрупких плечах. Аркониэль решил, что изо всех сил будет стараться облегчить этот груз.

С этими мыслями Аркониэль вышел из гостиницы и пошел к пещере оракула. Впервые в жизни он шел по этой тропе один, держа в уме свои собственные вопросы.

Жрецы в масках спустили его вниз, и Аркониэля охватила уже знакомая тьма. Но на этот раз он не испытывал страха, а только решимость.

Когда его ноги коснулись твердой земли, он сразу направился на мягкий свет, видневшийся невдалеке.

Женщина, сидевшая на табурете оракула, вполне могла быть той же самой, с которой он говорил когда-то. Разобрать было трудно, и никто, кроме высшего жреца Афры, не знал, как избираются медиумы и сколько их было за прошедшее время. И не всегда это были девушки или женщины. Аркониэль знал волшебников, которым приходилось говорить здесь с юношами. Но все сидевшие под землей казались либо безумцами, либо слабоумными.

Женщина отвела с лица спутанные волосы и пристально посмотрела на Аркониэля, когда тот сел на табурет напротив нее. Глаза медиума уже горели божественной силой, а голос, когда она заговорила, звучал не по-человечески гулко.

— Хорошо, что ты вернулся, Аркониэль, — сказала она, словно прочитав его мысли. — Ты на стороне королевы. Прекрасно.

— Моя работа только начинается, да?

— Тебе не надо было приходить сюда, чтобы узнать это.

— Но я прошу твоих наставлений, великий Иллиор. Что я должен сделать для нее?

Женщина взмахнула рукой, и темнота рядом с ними раскрылась, словно огромное окно. Аркониэль увидел город на скалах, полный величественных зданий и тенистых парков, с широкими улицами. Город был намного больше, чем Эро, и выглядел более чистым и упорядоченным. В центре возвышались два дворца. Один — низкий и неприступный, настоящая крепость, окруженная многорядными стенами. Второй представлял собой высокую, парящую, изысканную четырехугольную башню, увенчанную четырьмя купольными башенками. Этот дворец окружала одна-единственная стена, за которой раскинулись сады. Аркониэль увидел гулявших там людей — мужчин, женщин и детей, скаланцев и ауренфэйе, даже кентавры были там.

— Ты должен дать ей это.

— Это новая столица, которую она должна основать?

— Да, и Третья Ореска будет ее тайным хранителем.

— Хранителем? Мне уже дали этот титул.

— Ты хранишь чашу?

— Да!

— Зарой ее глубоко, в сердце сердец. Она не имеет отношения ни к тебе, ни к ней.

— Но тогда почему я должен хранить ее? — спросил Аркониэль, разочарованный.

— Потому что ты хранитель. Храня чашу, ты охраняешь ее, и всю Скалу, и весь мир.

— Можешь ты мне сказать, что это такое?

— Сама по себе чаша — ничто, но она часть великого зла.

— И ты предлагаешь мне зарыть ее в сердце города Тамир? Нечто столь ужасное?

— Разве можно познать добро, не познав зла, волшебник? Разве может быть жизнь без равновесия?

Видение города растаяло, сменившись огромными золотыми весами. На одной их чаше лежали корона и меч Скалы. На другой — обнаженный мертвый младенец. Брат. Аркониэль содрогнулся, подавив желание отвернуться.

— Так, значит, зло всегда лежит в самом сердце всего того, что она совершает?

— Зло всегда с нами. Главное — равновесие.

— Значит, я должен творить много добра. Кровь этого ребенка — на моих руках, что бы ни говорили.

В пещере вдруг стало очень темно. Аркониэль почувствовал, как сгустился воздух, и волосы на его затылке шевельнулись. Но медиум лишь улыбнулась и наклонила голову.

— Ты не способен поступать иначе, дитя Иллиора. Твои руки и сердце сильны, а взгляд твой чист. Ты должен видеть то, чего не видят другие, чего другие не могут позволить себе принять, и ты должен говорить правду.