Возвращение любви

Жизнь текла ровно, как та приснившаяся река. Елена ждала письма от Петра. Знала, что он непременно напишет, но с нынешней почтой письмо может идти и месяц.

Ира с каждым приходом все активнее настаивала на том, чтобы она поскорее приняла решение.

— Это шанс, подруга, еще какой шанс, — говорила нравоучительно. — Смотри не упусти.

— Я думаю, — с улыбкой отбивалась Елена.

Несколько раз приходил Зотов. Однажды попытался всучить подарок — янтарное ожерелье, но Елена так на него посмотрела, что он стушевался и вернулся к испытанным розам.

Разговоры у них были разные, по большей части отвлеченные. Зотов был неглупым человеком и прекрасно понимал, что торопить события ему не резон: даже малейшее нечто большее, чем дружба Елена принимала в штыки.

— Ну, как он? — спрашивала Ира.

— Что как?

— Объяснился или все мямлит?

— Я не позволила бы ему.

— Не понимаю! Честное слово! Что ты ломаешься? Замуж не хочешь? Это бабке своей рассказывай, может, она и поверит. Да смотри, какая ты налитая: иголкой ткни, — кровь фонтаном брызнет. Уж я в женщинах разбираюсь.

— Ты у меня во всем разбираешься, но будь, пожалуйста, осторожнее на поворотах.

— Ух, какая недотрога! С ней и пошутить нельзя. Вот ты меня послушай. Ничего, гляжу, у вас не получится без меня. Значит, так. Я договариваюсь с Митей, и он приглашает тебя к себе. Со мной, конечно. Винца выпьем, музычку послушаем, видик посмотрим.

— Потом ты смоешься…

— За кого ты меня принимаешь? И что за жаргон — смоешься! У кого научилась? У этого твоего питерского?

Елена опешила:

— Какого питерского?

— Сама знаешь, какого. Гляжу — в ящике письмо, прихватила.

И она протянула конверт. Елена с письмом отошла к столу. Ира подкралась, заглянула ей в лицо.

— Ты чего так разволновалась, подруга? Кто это пишет?

— Дядя… по матери, — сказала Елена первое, что пришло в голову.

— «…самых честных правил»? — испытующе разглядывала Ира подругу.

— Собственно, тебе-то что до этого?

— Хочу устроить твою судьбу.

— Я тебя просила?

— Вот еще! Буду я ждать, когда ты попросишь! Словом так: или сейчас же дай мне прочесть это письмо, или принимай мое последнее условие.

— Какое еще условие? — устало опустилась в кресло Елена.

— Идем с тобой к Зотову, ну, вроде как на новоселье, — начала Ира. — Посидим, выпьем…

— Это я уже слышала.

— Потом я говорю. Встаю вот так и говорю: «Хватит молчанки! Елена, Дмитрий мечтает на тебе жениться. Дмитрий, Елена рада выйти за тебя замуж».

— Ира, — остановила подругу Елена негромким, но властным голосом, — это уж ни в какие ворота не лезет. Не прошло года, как погиб Валерий… Я еще не примирилась с его смертью… У меня такое чувство, что он слышит наш разговор, что он где-то рядом. — Елена порывисто поднялась. — Не смей больше заводить об этом разговор, иначе мы поссоримся, — закончила она, отошла к окну и стала к Ире спиной.

— Прости, — притихла Ира, почуяв, что переборщила. — Я хотела, как лучше…

— Будет лучше, если ты уйдешь.

— Даже так?

— Даже так. И передай своему Зотову, чтобы больше не приходил.

— Да прости ты меня, дуру! — взмолилась Ира. — Ну, что поделать, если я такая? Вот и мой Константин, мой лапушка, говорит, что дура я круглая, а — любит. И ты меня ругай, коли я заслужила, но люби, потому что я без тебя не могу. И чего я привязалась к тебе, сама не знаю.

Она еще долго говорила что-то, вздыхала, охала, каялась, даже всплакнула, но Елена оставалась безучастной, и вконец расстроенная Ира поплелась домой.

Облегченно вздохнув — иногда она действительно уставала от Иры, — Елена снова опустилась в кресло и стала читать письмо Петра, четыре машинописные страницы.

Она словно слышала его ровный, чуть насмешливый голос, и такой сладкой печалью защемило сердце, что слезы выступили на глазах. Как часто на заре жизни она слушала Петра, затаив дыхание, а он рассказывал об отважных путешественниках, о великих полководцах, которые, завоевав полмира, умирали в бедности и одиночестве, о подвижниках духа, что в муках проходили тяжкий путь земной и оставляли после себя светлый след, по которому шли другие.

В памяти всплыли чудесные минуты, когда под ровный голос Петра перед ее мысленным взором проходил мир, населенный разными народами, которые чтили свои обычаи, свои святыни, жили на разных континентах, но были схожи в одном: слезы у всех были одинаково солоны, а радость одинаково сладка.

Читая письмо, Елена забылась, окунулась в ту жизнь души, когда все будничное, мелкое размывается, как предметы в тумане, а остаются только вечные ценности.

В письме были и такие строки: