Возвращение на Голгофу

Когда Орловцев вернулся на веранду, где всё ещё продолжался завтрак, Унтера там уже не было, не обнаружился он и на кухне. Штабс-капитан кинулся в подвал, пробежал по складским помещениям — никого. Уткнулся в узкую, практически незаметную дверь, распахнул её, взбежал вверх по лестнице и оказался во дворе отеля. В углу, у поленницы дров, возился Унтер. Заметив русского офицера, направляющегося к нему, он выдернул снизу из-под дров армейский ранец и кинулся к дальнему выходу со двора. Орловцев явно не поспевал за ним. И тут, прямо как почувствовал, из-за угла отеля выбежал Никифор и бросился к Унтеру. Немец ловко подхватил увесистое березовое полено и огрел казака по голове, тот плашмя рухнул на землю. В момент беглец юркнул в ворота, забежал за соседний дом и был таков. Офицер подскочил к казаку, без сознания распластавшемуся на земле, приподнял его голову, пытаясь привести в чувство. Через минуту Никифор открыл глаза. Взгляд его был мутным, на голове зияла рваная рана, из которой лилась кровь. Орловцев сдернул сушившуюся во дворе простыню, оторвал полосу и перебинтовал голову раненого, который попытался подняться, но так и не смог. Штабс-капитан усадил его у стены и кинулся со двора, надеясь найти повозку. К счастью, в это время мимо отеля проезжала свободная подвода, её и завернули во двор. Вместе с ездовым они уложили Никифора и тронулись в сторону лазарета. У знакомого Орловцеву здания школы, где теперь разместился госпиталь, хлопотали сестры милосердия. Возница направил лошадь к ним. Орловцев сидел рядом с казаком, прижимая простыню к его окровавленной голове. Сестры подбежали к раненому осмотрели его. Одна из них тут же отправилась за носилками, другая осталась, перехватила из рук офицера голову раненого, успокаивая его и пытаясь остановить кровотечение. Орловцеву с первого момента показалось, что это та самая сестра милосердия, которая несколько дней назад манящим видением мелькнула перед ним, заставив его как мальчишку мечтать о встрече. Теперь он не решался взглянуть на неё, вдруг это только его разыгравшееся воображение. Нет, все-таки это она, совсем рядом с ним! Он чувствовал ее дыхание, каждое движение, слышал ласковый голос, успокаивающий раненого. Наконец Орловцев сбросил овладевшее им оцепенение и прямо взглянул в лицо молодой женщины. Та, почувствовав его взгляд, подняла голову. Теперь они чуть ли не в упор смотрели друг на друга, стоя так близко, что нельзя ни спастись, ни укрыться, ни убежать. Через мгновение она улыбнулась и, смутившись, отвела взгляд:

— Меня зовут Вера, я готовлю помещения школы под госпиталь Великой княгини Марии Павловны. Врачей здесь пока нет. Но не волнуйтесь, рану вашему казаку мы обработаем и зашьем сами.

— Штабс-капитан Орловцев Николай, — почему-то шепотом представился он и с удивлением заметил, что уже держит в своих руках изящную женскую ручку и целует, целует, целует её, а она смущенно улыбается, не отымая руку от его губ. Невозможно и представить, что произошло бы с ними далее, если бы по ступенькам не сбежали два солдата и не стали перекладывать казака с телеги на носилки. Только тут офицер пришел в себя и выпустил руку Веры.

С помощью Орловцева носилки занесли на второй этаж в классную комнату, где уже стояли кровати, заправленные белоснежным бельём. Никифора уложили на постель, стоявшую у стены. Тут же на специальном подносе сестра милосердия принесла блестящие хирургические инструменты, бинты, склянки, ловко выстригла волосы на голове в месте рассечения и начала умело обрабатывать рану. Орловцев пообещал раненому, что завтра навестит его, сам же направился в сестринскую, надеясь найти там Веру.

Ему повезло, она находилась в комнате одна, раскладывала по полкам пакеты с перевязочными материалами. Когда он вошёл, Вера стояла у шкафа, прижимая к груди упаковки с бинтами. Она смотрела на дверь, будто ждала, что вот сейчас, сейчас войдёт Он и случится самое важное в её жизни. И кто будет этот Он — она совершенно точно знала, скорее не знала, а предчувствовала каким-то особенным чутьём женщины, улавливающей самые первые, самые робкие проявления влюбленности в неё и одновременно уже ощущающей, как в ней растет, поднимается из глубины ответное волнение, как трепетная нежность заполняет её. Орловцев порывисто подошел к Вере, взял её за руки и, склонившись перед ней, судорожно шептал горячечные признания. Затем они стали собирать с пола рассыпавшиеся упаковки, неловко стукнулись головами. Николай смутился, коротко попрощался и выбежал из комнаты.