Возвращение на Голгофу

Вопрос с обратной дорогой тоже решился удачно. Командир мотоциклетного взвода, ещё один знакомец Курта со времён французской кампании, дал ему мотоцикл с водителем. Они дружно загрузили в коляску недельный запас еды, Курт уселся за мотоциклистом, и они отправились к его пункту наблюдения. Ехали медленно, опасались обнаружения, фары не включали. Наст на дороге лежал плотно, и уже через час они добрались до места. Остановились, не доехав до опушки. Курт распрощался с мотоциклистом, взвалил на плечо мешок с припасами и, таясь за невысоким скатом, пошел краем поля к кирхе.

С наступлением темноты солдаты оставили наблюдение, сидели на кухне голодные и потому злые. Каждому досталось по кружке кипятка с сахаром да по сухарю. С возвращением фельдфебеля они оживились, стали разбирать мешок со снедью, причмокивая в радостном ожидании ужина. Однако Курт осадил размечтавшихся едоков, прикинув, что на этом запасе продержаться им надо минимум неделю. Скудной получилась добавка к ужину, но после него солдаты все-таки согрелись и заснули. Фельдфебель, засыпая, думал совсем не о еде, он представлял свою Франциску, глядящую в окно поезда на ночные заснеженные поля, и надеялся, что она сейчас тоже думает о нём.

Утром первым дежурил Лёбурн, Петер сменил его в полдень. Ничего особенного не происходило. В комнате Курт заполнял журнал наблюдений, чистил свой карабин, студент, намерзнувшийся на башне, кое-как согрелся, прикорнул, сидя на кровати, а потом и вовсе заснул, повалившись на бок. Незаметно задремал и Курт. Звук выстрела — сухой, хлёсткий, разом вырвал их из сна. Фельдфебель приказал Лёбурну занять оборону внизу, сам кинулся на башню. Петер лежал на месте наблюдателя, впившись в оптический прицел винтовки, и смотрел, что происходит на дворе у русских. Стрелял явно он. Курт упал на настил, вжался в него, стараясь быть совершенно незаметным, навел бинокль на двор, где суетились русские солдаты. Они столпились вокруг полевой кухни, там же на земле лежал виденный им ранее старый повар. Возле него возились двое солдат.

— Брун, какого чёрта ты стрелял? Зачем ты убил этого русского? Он же повар. Я тебе приказывал не трогать винтовку!

Брун огрызнулся:

— Фельдфебель, не зуди. Не хотел я его убивать, но не смог сдержаться, когда увидел, как он раскладывает по мискам горячую еду, а мы тут голодаем. Вот и выстрелил.

— Дурак ты, Петер, злой дурак. Из-за твоего выстрела они нас обнаружат, вышлют группу и перестреляют нас, как зайцев.

— Не обнаружат, все русские ели, уткнувшись в свои котелки, никто по сторонам не озирался. — Брун продолжал гнуть в свою сторону.

Фельдфебель разозлился, выхватил у него винтовку, увесисто саданул солдата прикладом по ягодице, приказал спуститься вниз и сидеть там тихо. Сам остался вести наблюдение.

Тем временем к подстреленному повару подошел русский офицер, осмотрел рану на шее, о чём-то переговорил с солдатами и стал оглядывать округу. Особенно внимательно он смотрел как раз в ту сторону, где на башне, вжавшись в настил, лежал Курт.

— Старшина, унесите тело в дом, оформите документы на убитого да похороните по-человечески. — Раздражённый и озабоченный произошедшим комбат сухо отдал распоряжение и подозвал к себе Ефима. — Опроси всех, кто был рядом, не видел ли кто в момент выстрела вспышку или дымок. Может, кто скажет, с какой стороны донесся звук от выстрела. — Капитан отметил для себя несколько мест, откуда вероятнее всего мог стрелять снайпер.

Больше всего для этого подходила одиноко торчащая среди развалин колокольня. Комбата и раньше смущала эта возвышающаяся над всей округой башня. До неё, правда, было далековато, чтобы с такого расстояния достать из винтовки, да еще и убить, но всякое бывает. Другой, лучшей позиции для стрельбы в округе не было. Подбежал Ефим, доложил, что никто ничего не видел, а вот звук выстрела шел как раз со стороны колокольни. Комбат ещё раз осмотрелся, отметил на карте несколько ориентиров, в том числе дерево, стоящее за домами посёлка, дошёл до него, прикинул направление от дерева на колокольню, затем пошёл на другую сторону хутора, к углу крайнего дома и оттуда отложил угол на колокольню, не забыв отмерить шагами расстояние от дерева до угла дома, записал все данные в свой блокнот. Затем дал распоряжение старшине собрать документы и личные вещи повара, заняться похоронами.

Колька с Иосифом перенесли тело Ивана Павловича в дом, туда же подошли другие солдаты. Первая смерть в батарее за два относительно спокойных месяца случилась в предпоследний день сорок четвёртого года. Для Кольки гибель земляка стала вторым трагическим событием, связанным с родным посёлком. Накануне, после долгого перерыва, он получил из дома письмо с печальными известиями, что одного дядьку убили, а другой вернулся домой с покалеченной рукой. Какой с него теперь работник? Что мать и сестра никак не могут набраться сил после тифа. А тут ещё и смерть соседа. Документы повара передали старшине, письма Колька забрал себе, личные вещи разошлись по друзьям.