Возвращение на родину

— Я делала только то, что было естественно при данных обстоятельствах, — уже мягче сказала миссис Ибрайт. — Я не хотела сейчас этого касаться, но вы меня вынудили. Мне нечего стыдиться, и я могу сказать вам чистую правду. Я была твердо убеждена, что ему не следует на вас жениться, поэтому я всеми силами старалась его отговорить. Но теперь дело сделано, и я не собираюсь жаловаться. Я готова вас приветствовать.

— Ах, как это мило — такой деловой подход! — с затаенным гневом проговорила Юстасия. — Но почему вы решили, что было что-то между мной и мистером Уайлдивом? У меня тоже есть гордость, не меньше, чем у вас. Я возмущена, как всякая женщина была бы на моем месте. Разрешите вам напомнить, что, когда я вышла за вашего сына, это было снисхождение с моей стороны, а не маневр какой-нибудь; и я не позволю, чтобы со мной обращались как с интриганкой, которую приходится терпеть, потому что она втерлась в семью.

— О! — сказала миссис Ибрайт, тщетно стараясь сдержать негодованье. —  Не знаю, чем это наша семья хуже вашей — не наоборот ли? Смешно слышать, как вы тут говорите о снисхождении.

— Тем не менее это было снисхождение, — запальчиво отвечала Юстасия. — И знай я тогда то, что знаю теперь, — что мне через месяц после свадьбы придется все еще сидеть на этой дикой пустоши, я… я бы дважды подумала, прежде чем согласиться.

— Лучше бы вы этого не говорили; не похоже на правду. Я хорошо знаю, что мог вам обещать мой сын; с его стороны не было обмана — не знаю, как с другой.

— Нет, это невыносимо! — хрипло проговорила молодая женщина; лицо ее побагровело, глаза метали молнии. — Как вы смеете так со мной разговаривать? Я вам повторяю: знай я, что моя жизнь от свадьбы и до сего дня будет такой, как она есть, я бы сказала — «нет»! Я не жалуюсь. Я ему ни слова об этом не говорила; но это правда. И, надеюсь, в будущем вы воздержитесь от разговора о том, что я его завлекала. Если вы еще теперь меня обидите, это обернется против вас.

— Обижу вас? Вы считаете, я желаю вам зла?

— Вы обижали меня еще до моего замужества, а теперь заподозрили, что я благоволю другому мужчине за деньги!

— В своих мыслях никто не волен. Но я никогда не говорила о вас за пределами моего дома.

— Зато говорили в доме Клайму, а хуже ничего нельзя было придумать.

— Я выполнила свой долг.

— А я выполню свой.

— Часть которого, вероятно, будет состоять в том, что вы настроите сына против матери. Это всегда так бывает. Но что поделаешь — другие терпели, видно, и мне терпеть.

— Понимаю, — сказала Юстасия, задыхаясь. — Вы считаете меня способной на все самое дурное. Что хуже жены, которая поощряет любовника и озлобляет мужа против его родных? Но именно такой меня изображают. Может, придете и вырвете его из моих рук?

Миссис Ибрайт отвечала ударом на удар.

— Не яритесь так, сударыня! Это портит вашу красоту, а из-за меня не стоит вам терпеть такой ущерб. Ведь я только бедная старуха, которая потеряла сына.

— Если бы вы уважительно обращались со мной, он был бы ваш по-прежнему, — сказала Юстасия; жгучие слезы катились у нее из глаз. — Вы сами виноваты — вызвали разлад, который теперь уже нельзя залечить!

— Я ничего не сделала. Но такой дерзости от молодой девчонки я не могу вынести.

— Вы сами напросились; заподозрили меня и заставили меня так говорить о моем муже, как сама я бы никогда не стала. А теперь вы ему расскажете, что я говорила, и мы оба будем мучиться. Уходите лучше отсюда! Вы не друг мне!

— Уйду, когда скажу то, что мне надо. Если кто скажет, что я пришла допрашивать вас без достаточных оснований, это будет неправда. Если кто скажет, что я пыталась предотвратить ваш брак иначе чем вполне честными способами, это будет неправда. Я пришла в недобрый час; господь несправедлив ко мне, что позволил вам так оскорблять меня! Возможно, сын мой не будет знать счастья по сю сторону могилы, — он неразумный человек, который не слушает материнских советов. Но вы, Юстасия, стоите на краю пропасти, сами того не зная. Покажите моему сыну хоть половину той злобы, что вы мне сегодня показали, — а этого, может быть, недолго ждать, — и вы увидите, что, хотя сейчас он с вами кроток, как ребенок, он может быть твердым, как сталь!

Затем взволнованная мать ушла, а Юстасия осталась стоять у пруда, тяжело дыша и глядя на воду.

Глава II

Беды осаждают его, но он поет песенку

Последствием этого неудачного свиданья было то, что Юстасия не осталась у дедушки до вечера, как предполагала, а поспешила домой к Клайму, куда и прибыла на три часа раньше, чем ее ожидали. Она вошла с раскрасневшимся лицом и еще припухшими от недавних слез глазами. Ибрайт с удивлением поглядел на нее; он никогда еще не видал ее в сколько-нибудь похожем состоянии. Она прошла мимо, видимо стремясь ускользнуть наверх незамеченной, но Клайм так обеспокоился, что тотчас пошел за ней.

— Что случилось, Юстасия? — спросил он.

Она стояла в спальне на коврике у камина, еще не сняв шляпы, глядя в пол, стиснув руки на груди. Мгновенье она молчала, потом проговорила негромко:

— Я видела твою мать и никогда больше не хочу ее видеть!