Возвращение на Трэдд-стрит

– Да, он отец. И он хочет принимать самое активное участие в жизни своих детей.

Я представила, как Джек покупает минивэн, и была вынуждена подавить задумчивую улыбку.

– Но кроме этого, никаких обязательств нет.

Томас запрокинул голову.

– То есть он не предложил вам выйти за него замуж, когда узнал, что вы беременны?

Я вздохнула и прислонилась к двери.

– Он предложил. Но я ему отказала. Он сделал это лишь потому, что считал это правильным. Он не любит меня, я же не хотела, чтобы долг был единственной причиной, почему он женился на мне. Так что я сказала «нет».

Он пристально посмотрел на меня. Наверно, точно таким же взглядом он привык осматривать место преступления, чтобы убедиться, что не упустил ничего важного.

– Откуда вы знаете, что он вас не любит?

Моя улыбка дрогнула.

– Потому что, когда я сказала ему, что люблю его, он сказал только, что сожалеет.

– Понятно, – сказал он и посмотрел мне в глаза. – Вы все еще его любите?

«Да», – едва не крикнула я. Но увидев полное надежды лицо Томаса, поняла, что, если я серьезно собираюсь двигаться дальше, я не могу сказать ему правду.

– Не знаю, – сказал я вместо этого.

– Хорошо, – сказал он, открывая дверь, чтобы я вышла первой. – По крайней мере, у меня есть шанс.

Размышляя о шансах, я вышла из своего кабинета. Странно, почему его слова внезапно меня так опечалили?

Глава 12

Я шла по садовой дорожке дома моей матери на Легар-стрит мимо цветущих кустов мирта и самшита, душистых чайных деревьев, чей аромат порхал между листьями и цветами, как привидение.

Это был дом моей бабушки, единственное место, где в детстве я чувствовала себя по-настоящему дома. Бабушка Сара умерла, когда я была маленькой девочкой, но ее присутствие здесь было столь же ощутимо, как сырость, пропитывавшая город большую часть года. Бабушка однажды сказала мне, что, если я не буду играть на солнце, у меня будет хорошая кожа, так как высокая влажность не даст ей пересыхать. Я была почти рада, что сейчас она меня не видит. Или, по крайней мере, молчит по этому поводу.

– Это двойня, не так ли? – спросила мать еще до того, как я подошла к ней. Она сидела за кованым столом рядом с кормушкой для колибри, которую отец подарил ей на Рождество. Я вздохнула. От нее невозможно ничего скрыть. Как бы ни скучала я по ней в детстве, я также хорошо понимала: наличие матери-экстрасенса в подростковом возрасте может быть отнюдь не подарком.

Я сняла с плеча сумочку и поставила ее на один из стульев.

– Мы с Джеком устраиваем барбекю у меня дома в субботу с его родителями. Мы собирались сказать вам в самый последний момент. Можешь хотя бы сделать вид, что для вас это сюрприз?

– Постараюсь, – с улыбкой ответила она. Я села и заметила на земле небольшую картонную коробку, скрепленную полосками старой малярной ленты. – Что это?

– Твои детские вещи.

Я уставилась на коробку. Мне с трудом верилось в ее существование. Мать исчезла из моей жизни, когда мне было шесть лет, и моя кочевая жизнь с отцом-военнослужащим означала, что мы путешествовали налегке, что оставляло мало места для чего-то столь сентиментального, как детская одежда.

– Где ты ее нашла? – спросила я.

– Где бы я ни жила, я держала коробку в шкафу, чтобы она всегда была под рукой. На тот случай, если тебе понадобятся доказательства того, что я тебя не забыла.

Я моргнула, надеясь, что если что-то и щиплет мои глаза, то только не слезы.

– А почему именно сейчас?

– Я подумала, что тебе больше не нужны доказательства. Но, возможно, ты захочешь перебрать эти вещи, вдруг тебе что-нибудь приглянется для твоих детей. Тут есть одеяла, чепчики и пара платьиц, которые твоя бабушка сшила для меня, когда я была маленькой. Я всегда считала, что старые вещи как старые дома – они объединяют прошлое и настоящее.

Я встретилась с ней взглядом, в ее глазах тоже блестели слезы.

– Я долго их не стирала, – задумчиво продолжила она, – чтобы всякий раз, прижимаясь лицом к одному из одеял, чувствовать твой запах. Но потом поняла, что все же лучше их как следует почистить перед хранением. Все они в идеальном состоянии.

Я потерла глаза, как будто от этого их перестало бы щипать.

– Ты через все это прошла? – Я наклонилась, чтобы поднять коробку, но мать затянутой в перчатку рукой остановила меня.

– Я сама. Тебе нельзя поднимать тяжести, даже если тебе не кажется, что это тяжело.

– Мама…

Она посмотрела на меня взглядом, не допускающим возражений. Интересно, научусь я в ближайшем будущем подражать ему или это был естественный дар, свойственный всем матерям?

Она подняла коробку и поставила ее на стол. Открыв крышку, она вытащила несколько слоев папиросной бумаги и начала аккуратно выкладывать на нее предметы детской одежды – платья и другие наряды в нежно-розовых и пастельных тонах, мягкие одеяла, крошечный купальный костюмчик в яркий горошек и большой бант, а еще пакет, полный пластиковых заколок и цветных резинок для волос.

Я подняла сумку.

– Это мои или Софи?