Возвращение на Восток

Наш друг все же отстал от своей группы, которая недели две назад как уехала в Туркмению. Во всем был виноват госпиталь в Смоленске, куда его неожиданно отправили на долечивание. На самом деле никакой необходимости в этом не было. Он просто целыми днями бесцельно слонялся по территории лечебного заведения и сдавал бесконечные анализы.

В госпитале лежали в большинстве своем здоровые люди, которые косили от армии. Основную их массу составляли летчики, которые мечтали о том, чтобы их списали на гражданку. Вечером, за преферансом, они напивались портвейна, а утром в анализах мочи находился белок, что свидетельствовало о заболевании почек. Главное состояло в том, чтобы не попасться.

И вот теперь, уже вторые сутки, наш друг трясся один в душном вагоне в направлении Ташкента, где он должен был пересесть в другой состав, идущий в город Мары Туркменской ССР. Там развернулся учебный центр для подготовки иностранных военнослужащих, с которыми ему предстояло работать.

За окном тянулся унылый пейзаж выжженной на солнце степи. И чем дальше на Восток уходил поезд, тем более грустной и дикой становилась природа.

Печень все еще напоминала о себе болями в подреберье. Причина заключалась в общении со смоленскими «летунами», которые из всех видов портвейна предпочитали «Портвейн -777». В поезде к тому же нечего было есть. В вагоне-ресторане подавали суп-харчо из баранины, в котором густо плавали пятна жира, и продавали отвратительного вкуса теплое местное пиво. Вот и весь ассортимент блюд. А чай проводник вагона, вертлявый малый неизвестной национальности, подавать категорически отказался, сославшись на неисправность титана.

К счастью, поезд двигался шагом и делал частые остановки. Кое-что можно было купить в станционных киосках, обычно – лимонад и сдобу.

Но вот «скорый» наконец миновал мутные воды Сырдарьи и Амударьи – основных водных артерий Азии. И раньше не особо торопившийся, теперь состав стал делать долгие остановки среди какого-то лунного пейзажа. На одиноко торчащих электрических столбах сидели то ли грифоны, то ли какие-то другие стервятники, крупные, больше объевшихся ворон, устрашающего вида.

Через трое с половиной суток, не без дорожных приключений, наш друг все же добрался до станции «Мары». Он вышел практически один из поезда под тусклый свет одинокой лампочки. Шаг в сторону от нее – и попадаешь в кромешную тьму.

Была уже глубокая ночь. Душно. На небе, почти беззвездном, сиротливо светила луна. Где-то далеко лаяли собаки.

Миновав домик незамысловатой станции, более напоминавшей домик станционного смотрителя, Олег вступил в зону дикой темени. Когда глаза немного привыкли к мраку, он разглядел асфальтированную площадку и одиноко стоящий на ней армейский УАЗ. Подойдя к машине, обнаружил в ней спящего бойца и постучал в стекло…

Переводчика довезли до воинской части, которая находилась по другую сторону реки Мургаб, километрах в пяти от учебного центра. На следующее утро обещали доставить туда на автобусе ПАЗ, который должны были прислать в часть за каким-то имуществом. А пока на ночь его разместили в казарме вместе с бойцами.

В шесть утра раздалась команда «Подъем», и к койке нашего друга подлетел дежурный старшина, но, увидев форму, лихо отскочил в сторону.

В городке его встретили друзья: Серёга Колесов, Боря Андрющенко, Игорь Ростовцев и другие переводчики. Они весело, по-братски обнялись. Друзья, которые несколькими неделями раньше его приехали в учебный центр, сообщили, что занятия проходят с египтянами и сирийцами по технике ПВО (радиолокационные станции, ракетные установки); что иностранцев здесь несколько бригад, а «переводяг» нагнали целую уйму – более сотни человек. Много офицеров-двухгодичников. В основном выпускников университетов Азербайджана и Таджикистана.

– Чурки ни хрена не знают терминологии, – авторитетно заявил Саша Ладанов, имея в виду двухгодичников из Азии. Саша, на виияковском сленге – полковник Пэркинс (по имени одного из черных полковников греческой хунты, совершившей военный переворот в Греции в начале 70-х – переводчики чутко реагировали на политические изменения в мире, но по-своему!..) – С ними организованы дополнительные занятия. А отдуваться приходится, конечно же, нам!

– Да их почти никого на занятия не привлекают, – добавил Игорь Ростовцев по прозвищу Батл из-за тяги к «зеленому змию».

Справедливости ради следует сказать, что у многих входивших в тесный переводческий круг была своя кликуха. Она давалась в знак некоего признания и уважения к личности персоны. Была она и у нашего друга, даже две. Во-первых, его звали Клещом, за крепкие руки и любовь к «кулачкам». Это прозвище он делил на двоих со своим ближайшим корешем и признанным хулиганом курса, в прошлом боксером Сергеем Колесовым. А еще за какие-то особые заслуги у переводяг его называли Папаней.

Олега разместили вместе с другими командированными переводчиками в единственном деревянном бараке на 30–35 комнат. Он попал третьим в комнату к ребятам, которые были на год старше его по учебе в институте: Саше Иванову и Виктору Киселеву.