Возвращение росомахи

Морозный воздух, снежная круговерть быстро взбодрили ее. Вскоре Маха нашла буреломный отвал и в затишье повалялась в снегу, освежая прокоптившуюся шубку и стряхивая с себя приставший мусор. Инстинкт и приобретенный уже горький опыт подсказывали, что оставаться в этом лесу опасно.

Перебиваясь в дороге случайной пищей, снова и снова карабкаясь на скалы, ныряя в распадки, беглянка достигла высоких, мощных хребтов и углубилась в молчаливый сумрак перестойных ельников.

Облюбовав межгорное урочище, изобиловавшее белками и рябчиками, Маха обследовала участок и, убедившись, что он свободен, застолбила запаховыми метками свою вотчину…

Однообразно потекли морозные дни. Порой казалось, что тайга вымерла. Лишь неприятный скрежет сойки, гулкое постукивание работяги дятла да резкие выстрелы лопающихся от стужи деревьев изредка тревожили стылое таежное безмолвие.

Промерзшие насквозь отроги тянули заиндевевшие вершины в поднебесную высь, поближе к солнцу, но и там не находили тепла.

Глубина снежного покрова позволяла кунице ночевать в пустотах под сугробами: в них теплее и в случае опасности всегда можно уйти от преследователей снежным тоннелем.

Пробежки по пушистой перине утомляли маленькую хищницу, и, обегая как-то раз свои владения, Маха воспользовалась попутной лосиной тропой. Местами следы широко разбредались — это лоси глодали кору деревьев, обкусывали кончики веток редкой здесь осины, поедали пряди лишайников, в ельниках отдыхали прямо в снегу, оставляя после себя овальные лежки с чуть обледенелыми стенками, хранящими примерзшие бурые шерстинки. Потом следы вновь сливались в одну тропу и вели к изголовью короткого ложка, откуда, несмотря на мороз, дымящимся родничком вытекала рыжая струйка воды, обрамленная красной глиной с белым налетом соли, перемешанной множеством копыт. Со дна вылизанных лосями углублений, глухо шипя, выбивалась охристая жижа, вскипавшая время от времени пузырчатыми кругами. Полизав солоноватую накипь, Маха закусила ее терпкой рябиной и направилась к устью лога, где возбужденно шныряли бестолковые сойки. Гребни сугробов вокруг оказались сплошь исчирканы копытами, в воздухе витал волнующий запах крови. Куничка закрутилась по лесу и в примятых зарослях калины нашла растерзанную волчьей стаей лосиху.

Маха обошла полусъеденную тушу и, воровски озираясь, с жадностью набросилась на прихваченное морозом мясо. Постоловавшись, залегла неподалеку, рассчитывая надолго освободиться от забот о пропитании, но неслышно вернувшаяся среди ночи стая волков нарушила ее планы. К утру от лосихи остались только обглоданные кости, да и то только самые крупные и прочные.

4

Долго тянется зима, но и у нее есть конец. Весна, словно извиняясь за свою медлительность, дружно и бесповоротно вступила в свои права. Запылавшее жарким костром солнце заполнило промороженное дно тайги живительными волнами тепла.

Под напором пробудившихся жизненных соков лес быстро преображался. Ветви набухли, деревья загустели. На южных склонах заржавели первые приствольные круги. Съежившиеся снега плавились, насыщались влагой. Однако ночью отяжелевшие кристаллы вновь спаивались морозом, образуя прочный наст.

Для копытных и боровой птицы наступила самая тяжелая пора. Олени проваливались сквозь наст и резали голени об его острые кромки. Боровая птица, особенно рябчики, укрывавшиеся под снегом, по утрам с великим трудом пробивали обледенелую крышу.

Зато волки и рыси благоденствовали. Для них пришло время долгожданного пиршества. Больше всех лютовали оголодавшие за зиму серые разбойники. В приступе необузданной жадности они без меры резали косуль и стельных лосих. К счастью, эта ужасная пора непродолжительна.

Все увереннее гремели ручьи. Быстро таяли, обрастая накопившимся за зиму лесным мусором, ноздреватые сугробы. Появились обширные проталины, покрытые шершавой коростой спрессованных за зиму листьев, травы и хвои. Местами они были испещрены бугристыми прожилками кротовых ходов и свежими холмиками жирного перегноя.

На рассвете Маху дразнили булькающие звуки тетеревиных песен. Краснобровые петухи горделиво выпячивали иссиня-черную грудь, распушив лирообразный хвост, демонстрировали на обсохших полянах свою силу и удаль. Наиболее воинственные, хлопая крыльями, набрасывались на соперников. Но, несмотря на турнирный экстаз и стремление привлечь внимание тетерок, петухи были достаточно бдительны и Маху близко не подпускали.

Днем в единственную здесь березовую рощицу слетались дятлы. Они пили из специально пробитых в коре дырочек сладкий сок. Махе он тоже пришелся по вкусу, и она охотно припадала к источнику сочащейся влаги, чтобы утолить жажду, подкрепить силы.

Каждый уголок леса наполнялся жизнью. Зашелестели клейкой листвой деревья. Духовитая травка покрыла склоны бархатисто-изумрудным ковром. Зацвела черемуха, за ней — рябина, калина. Незаметно весна перешла в лето.