Возвращение с того света

Тот разговор… Глеб покосился на женщину. Она тоже пила джин с тоником. Обнаженная, горячая, с запотевшим бокалом в руках, с выкрашенными перламутровым лаком ногтями на ногах – суперконцентрат провинциальной роскоши, местечковая Клеопатра с холодными безразличными глазами…

…В тот раз он не сумел выбраться из кресла самостоятельно, Волкову пришлось подставить плечо, благо мужик он был крепкий, застоявшийся, и поднять обмякшее тело Слепого ему было раз плюнуть.

«Ну что, – сказал ему Волков, – ну что, Глеб Петрович, как самочувствие?» – "Кто Глеб Петрович?

Я? Ладно, пусть так… И что дальше?" – «Дальше – немного сложнее, – сказал Волков. – Видишь ли, ты оказался таким человеком, что либо ты будешь работать на меня, либо я тебя кончу – здесь и сейчас, и никто тебя не найдет…» – «Ой как страшно, – сказал Глеб. – А конкретнее можно?» – "Пожалуйста, – сказал Волков, – конкретнее так конкретнее.

Поройся в своей памяти, и все поймешь."

Он порылся в своей памяти и действительно кое-что обнаружил. Это сильно смахивало на конспект: родился, учился, сидел, освободился, снова сидел… К этому конспекту прилагался список жертв: депутат, два адвоката, четыре генерала, кто-то там еще.., куча народа, в общем. Подробностей он не помнил, помнил только, что звали его Глебом, что кличка у него была Слепой и что был он наемным убийцей, умелым и удачливым, а следовательно, дорогостоящим.

«Это все какое-то дерьмо, – сказал он Волкову. – Ты извини, шаман, но мне лично кажется, что все было как-то не так. Очень похоже, но чуть-чуть по-другому.» – «Ты сам-то понимаешь, что сейчас сказал? – спросил Волков. – Я же тебе слова не говорил, ты же сам с собой разговариваешь, это твоя настоящая память с ложной спорит» Ясное дело, каждому калеке хочется верить, что он в прошлом был либо олимпийским чемпионом, либо банкиром, либо суперагентом… Но на деле-то, дружок, – сказал ему Волков, вертя в пальцах неприкуренную длинную сигарету, – на деле все было совсем не так… Байки хороши для детей и тех, кто сидит на нарах, но мы-то с тобой не дети и не зеки, у нас с тобой дел невпроворот, так что давай-ка просыпайся, пора браться за работу. Птичка утром прилетела и давай в окно стучать: как тебе не надоело, как не стыдно столько спать… Или ты думаешь, что тот майор зря по твою душу приходил? Какой майор?

Да тот самый, майор ФСБ Колышев, которого вы с тем лейтенантиком на пару замочили…" – «Ладно, сказал Глеб – не ему сказал, не Волкову, а себе, – ладно. Уголовник, значит. Значит, не поделил с братвой бабки, не того кого-то замочил и был выведен за скобки… Ладно. Что-то непохоже на правду, но.., ладно.» Другой правды у него все равно не было, и пока что приходилось жить с этой. Волков утверждал, что сдвинул процесс восстановления его памяти с мертвой точки, и Глеб не спорил, хотя то, что он теперь знал о себе, воспринималось скорее как некий имплантант, чем как органичная часть личности.

Он не спорил, потому что все-таки был профессионалом и понимал, что споры не приведут ни к чему.., кроме, разумеется, безымянной могилы. Кем бы он ни был, но профессионал продолжал жить в нем, и профессионал настаивал на том, чтобы до времени сидеть и не дергаться, потому что все было неспроста: и его новая память, которой он инстинктивно не верил, и эта роскошная спальня, и страстные вздохи по ночам, и утренний джин…

В комнате стоял магнитофон – мыльница, но из хороших, с целой коробкой кассет и компакт-дисков.

Записи представляли собой отличную коллекцию классики, и в этом Глеб верил Волкову безоговорочно – это бесспорно была часть его прежней личности:

Вагнер, Чайковский, Моцарт, Брамс, Дебюсси… С ними ему было просто, как со старыми знакомыми, и он истязал магнитофон круглые сутки, словно торопясь наверстать упущенное.

Профессионал внутри него был жив, и Глеб не задавал вопросов. Он знал, что рано или поздно ему все объяснят.., настолько, насколько сочтут нужным.

Остальное он рассчитывал понять сам, не сразу, конечно, а со временем. То, как вокруг него плясали в этом странном доме, где дикая безвкусица сочеталась с не менее диким богатством, не располагало к вопросам: он явно был нужен хозяину. Вот когда хозяин выставит счет, можно будет подумать, стоит ли этот счет оплачивать, а пока… Пока что он пользовался предоставленной ему возможностью отдохнуть и набраться сил.

Он жил, как трава, не подозревая, что привитые ему когда-то навыки скрытого, неявного сопротивления гипнотическому воздействию наконец-то пригодились, почти сведя на нет постгипнотическое внушение, сделанное Волковым, – почти, но не совсем, потому что применены были бессознательно.

Волков был уверен в своей полной власти над Слепым, но Мария, делившая с Глебом постель, смутно ощущала в искалеченном сознании своего нового сожителя хорошо замаскированный очаг сопротивления, замаскированный настолько хорошо, что он и сам о нем не догадывался, а в такие вот утренние минуты с джином и одной на двоих сигаретой Марии казалось, что все это – глупые женские фантазии, не стоящие выеденного яйца.