Возвращение странницы

– Мы устроили его клерком в морскую транспортную контору. Он был из тех, кто не выходит из привычной колеи, – ни инициативы, ни амбиций.

– А его жена?

– Была учительницей в начальной школе – единственный ребенок в семье и сирота. Так что, как видите, со стороны Джойсов приглашать некого.

Филипп выпрямился.

– Что ж, тогда решено. Попрошу вас собрать всех вместе как можно скорее. Но имейте в виду, я даю согласие только потому, что это наилучшая возможность вынудить ее допустить промах. Если она возбудит судебную тяжбу, то у нее будет в запасе несколько месяцев, чтобы выяснить все, чего она еще не знает, – вы сами это признали.

– Погодите! Она не станет с вами судиться. Она просила меня сказать вам об этом.

– Вздор! Она хочет наложить лапы на деньги Анны. В глазах закона Анна мертва. Она будет вынуждена сделать все необходимое, чтобы узаконить себя. Вы ведь сказали ей об этом?

– Если она не встретит противодействия с вашей стороны, то это будет просто формальная процедура.

– А я буду обязан этому противодействовать.

– Если только рассмотрение дела перед семейным советом вас не убедит.

Филипп покачал головой.

– Этого не произойдет. Но если она провалится, делу будет положен конец.

– А если нет? Что вы собираетесь делать тогда? Я изложил вам ее условия – полгода под одной крышей.

– Зачем?

– Она хочет получить шанс убедить вас. Она сказала мне совершенно откровенно, что хочет попытаться спасти ваш брак.

– Брак кончился со смертью Анны.

Мистер Кодрингтон сделал рукой нетерпеливое движение.

– Я излагаю вам ее условия. Если по истечении полугода не произойдет примирения, она желает с вами развестись.

Филипп рассмеялся.

Мистер Кодрингтон серьезно сказал:

– Подумайте над этим. Вы можете оказаться в очень трудном положении, если ее официально признают Анной Джослин, а вы не примиритесь с ней и не разведетесь. Предположим, вы захотите жениться вторично, тогда она может препятствовать вам в этом… – Он помолчал и прибавил: —…бесконечно долго.

Они были одни в комнате, за задернутыми темно-красными шторами. От камина исходило красное свечение, единственная висящая над головой лампа освещала письменный стол с разбросанными бумагами. На миг оба увидели рядом с собой незримо присутствующее третье лицо: Линделл, маленькую и хрупкую, с темно-пепельными волосами и пасмурным взглядом серых глаз – серых, но не совсем таких, как у Джослинов. Глаза Линделл были испестрены оттенками коричневого и зеленого, нежными и похожими на глаза ребенка. Они не умели что-либо скрывать. Если она испытывала боль, в глазах это отражалось. Если она кого-то любила, глаза выдавали и это. Если она печалилась, глаза сверкали подступившими слезами. Перенесенная болезнь сделала бледным ее лицо. Но румянец, едва начавший возвращаться, теперь снова исчез. Филипп подошел к камину и уставился на огонь.

Глава 10

Первые броские газетные заголовки появились на следующий день. Газета «Дейли вайр» выплеснула их на половину первой страницы, несколько оттеснив сообщения о последней победе русских.

Под заголовком было изображение белого мраморного креста на церковном дворе в Холте. Ясно различима была надпись:

Газетный текст содержал интервью с миссис Ремидж, кухаркой и домоправительницей в Джослин-Холте.

Миссис Армитедж спустилась в кухню с газетой в руке.

– О, миссис Ремидж, как вы могли?

Миссис Ремидж разразилась слезами, которые состояли на три четверти из возбуждения и на одну – из раскаяния. Ее большое бледное лицо блестело, и голова тряслась, как бланманже.

– Он не говорил, что станет помещать это в газету. Слез с велосипеда у задней двери, когда девочки были в столовой, и спросил меня довольно культурно, не могу ли я проводить его на церковный двор. Я сказала, что он легко его найдет, если постарается, потому что церковный двор начинается за парком. Ну и показала ему колокольню со ступенек заднего крыльца, и любой бы так поступил, даже вы. Что ж, ведь вот она, во всей красе, никуда не денешься.

– Похоже, вы сказали ему гораздо больше этого, миссис Ремидж.

Миссис Ремидж вытащила носовой платок, больше походивший на небольшую простыню, и прижала к лицу.

– Он спросил меня, как ему найти могилу леди Джослин, и я сказала…

– Что вы сказали?

Миссис Ремидж шумно проглотила слезы.

– Я сказала: «Зачем нам думать о могилах или о чем-то подобном, когда ее светлость вернулась домой».

Миссис Армитедж покорно глядела на первую страницу «Вайр», потом стала зачитывать вслух:

– «Миссис Ремидж сказала мне, что ее словно громом поразило…» Жаль, что не по-настоящему! «Ох, я помню, как леди Джослин приехала сюда новобрачной… Такие красивые жемчуга – те самые, что нарисованы на картине, которая висела в Королевской академии. И в них же она сейчас вернулась домой, и в своей чудесной шубе»… Мисс Айви Фоссет, горничная из Джослин-Холта, сказала: «Конечно, я не знала, кто это, когда открывала дверь, но как только я на нее взглянула, то увидела, что она одета точно так же, как на картине в салоне…»