Возвращение странницы

– Я очень рада, что это узнала. Все это время было мучительно сознавать, что ты меня оставил. Я не понимала, как это могло произойти. Потому что там осталась не Энни Джойс – это была я. Можешь себе представить, что я почувствовала, когда ты за мной не вернулся. Но теперь я вижу, что это могло быть так, как ты рассказываешь, – ты мог в темноте по ошибке принять Энни за меня. Я верю, когда ты говоришь, что подумал, будто перенес в лодку меня. Не знаю, сколько времени ты продолжал это думать. Наверное, в темноте ты мог так думать довольно долго. Очевидно… – Она осеклась и, понизив голос, с болью произнесла: – Она… была сильно обезображена?

– Нет.

– И утром ты все равно ее не узнал? Я полагаю… что ж, полагаю, такое возможно. Между нами было сильное сходство. Вероятно, такое было возможно, ведь именно это и случилось. Я не стану думать и не позволю никому думать о какой-то другой возможности.

– А знаете, вы очень меня заинтересовали, – проговорил Филипп. – Не могли бы вы высказаться чуть более определенно? Мне, право же, очень хотелось бы узнать об этой другой возможности.

– Я бы предпочла не говорить об этом.

– Боюсь, вам придется.

Все это время Милли Армитедж стояла в дверях. Сейчас она прошла вперед и села на подлокотник своего излюбленного кресла, чувствуя, что ноги у нее по-настоящему подкашиваются. В голове гудело, и мебель начала плыть перед глазами. Линделл приросла к месту, крепко сцепив руки. В лице ее не было ни кровинки, в глазах застыло выражение ужаса.

– Очень хорошо, – сказала Анна. – Я не хотела этого говорить – я не хочу даже об этом думать, Филипп, – но другая возможность состоит в том, что ты похоронил Энни Джойс как Анну Джослин, потому что был совершенно уверен, что я, убитая, лежу на берегу. Если бы тебе пришлось признаться, что ты оставил меня там, это выглядело бы не слишком красиво, да и смерть было бы нелегко доказать. Могли пройти годы, прежде чем уладился бы правовой вопрос. У тебя могло возникнуть весьма сильное искушение пойти кратчайшим путем – не так ли?

Лицо Филиппа, несмотря на загар, стало пепельным. Его черты заострилось, в глазах стояло холодное бешенство. Милли Армитедж почувствовала, что хочет, чтобы он выругался или закричал. Ее отец и муж всегда гремели, когда гневались. В этом было что-то домашнее. Ей бы хотелось, чтобы Филипп закричал.

Вместо этого он очень спокойно произнес:

– Значит, вот какую линию вы избрали. В темноте я принял Энни Джойс за Анну, а когда увидел, что натворил, то стал держаться своей ошибки, чтобы иметь возможность наложить лапы на деньги Анны. Так?

Она отвернулась. Его ледяной взгляд было трудно выдержать.

– Филипп… перестань! Я не хотела этого говорить – ты знаешь, что не хотела, – ты меня вынудил. Но именно это скажут люди, если ты будешь настаивать на столь невообразимой истории. О, разве ты не видишь, что я стараюсь тебе помочь? Разве ты не видишь, что ради нас обоих мы должны придать этой истории какой-то приемлемый вид? Она должна выглядеть как доподлинная ошибка. Ты думаешь, я хочу верить, что это было не так? Очевидно, это так и было, и именно в это должны поверить люди. Ты тогда не видел меня три месяца, от всех треволнений я похудела – сходство с Энни сбивало с толку, а мертвый человек… – Она непроизвольно содрогнулась. – …мертвый человек выглядит не так, как живой. Филипп, прошу тебя, не воспринимай все в штыки! Мы говорим друг другу то, чего говорить не следует. Я говорю это… просто потому, что все это очень важно… просто потому, что хочу сказать важные вещи. Филипп!

Он отступил на шаг.

– Вы не моя жена.

Милли Армитедж не могла больше молчать. Было удивительно, что она вообще так долго сдерживалась. Не сводя глаз с сапфирового кольца, она сказала:

– У Анны на обручальном кольце была внутри надпись, не так ли? Я помню, ты мне говорил.

– «А. Дж.» и дата, – кивнул Филипп.

Анна сняла кольцо с сапфиром, сняла скрытое под ним платиновое кольцо, подошла к Милли Армитедж, протянула ей кольцо на ладони и сказала:

– «А. Дж.» и дата.

Воцарилось молчание. Никто даже не шевельнулся. Линделл почувствовала, что ее сердце вот-вот разорвется. Трое людей, которых она любила больше всех на свете, стояли здесь, скованные этим молчанием. Это было не просто молчание. В нем были холод, подозрение и недоверие. Ей хотелось убежать и спрятаться. Но невозможно спрятаться от того, что находится в твоем собственном мозгу. Оно будет оставаться с тобой. Лин, продолжая стоять, услышала, как Филипп сказал:

– Анна сняла свое обручальное кольцо, отправляясь во Францию. Мы поссорились по поводу ее отъезда, и она его сняла.

Анна шагнула назад.

– Позже я его надела.

– Не сомневаюсь – когда задумали это перевоплощение. Теперь, вероятно, вы изложите нам свою историю. Полагаю, она у вас наготове. Думаю, нам лучше ее выслушать.