Возвращение странницы

– Итак, он поднимается с бельевой корзиной, и она его впускает. Быть может, она его ждала – мы точно не знаем, – но она должна была бы обрадоваться его приходу, потому что считала, что добыла для него то, что он хотел. Судя по отпечаткам пальцев, она рылась по всей шифровальной книге, несомненно снимая с нее копию. Можете назвать это догадкой, но она, безусловно, верна. Как вы знаете, те шифры устарели – это была часть расставленной на нее ловушки. Человек в положении Трента должен был бы хорошо это знать. Он и без того мог планировать ее устранить, но коль скоро она дала заманить себя в ловушку, он попросту не мог себе позволить оставить ее в живых и рисковать быть выданным. Она пугается и пытается добраться до телефона. Он убивает ее на месте. Затем отыскивает револьвер сэра Филиппа и уносит его с собой. Возможно, ему и не пришлось искать, она могла сама стараться достать оружие – мы не знаем. Он не оставил никаких отпечатков, так что, видно, был в перчатках – вероятно, натянул их, пока ждал, когда она откроет дверь. Когда его арестовали, при нем был револьвер, как вы знаете. Это безупречно завершенное дело и удачное избавление от трех опасных людей – а может, и больше, если мадам Дюпон заговорит. Что ж, вот практически все, что можно об этом сказать. Прошу меня извинить – я должен повидать помощника комиссара.

Когда он ушел после дружеского рукопожатия, сержант Эббот отошел от камина и, опершись на стол, посмотрел на свою «высокочтимую наставницу».

– Итак? – сказал он. – О чем вы думаете?

Она негромко, нерешительно кашлянула.

– Я думала о том, что сказал старший инспектор.

Фрэнк рассмеялся.

– Он много всего наговорил, верно?

– В конце, когда сказал: «Вот все, что можно об этом сказать». Потому что ни при каких обстоятельствах это не может быть правдой.

– Каким образом?

– История уходит далеко в прошлое. Я разговаривала с Джослинами, и они многое мне рассказали. Это началось с сэра Амброза Джослина, не обеспечившего будущее женщины, с которой жил, а также будущее их сына. Отец сэра Филиппа назначил ей небольшое содержание. Хлеб, получаемый из милости, отнюдь не делается для тебя слаще, если оплачивается из кошелька, который мог бы быть твоим собственным. Роджер Джойс был слабым и неспособным человеком. Из того, что рассказала мне бедная мисс Коллинз, было ясно, что его дочь воспитали с осознанием того, что с ней обошлись несправедливо, лишив того, что ей причиталось. Когда отец умер, ей было пятнадцать лет.

Мисс Тереза Джослин взяла ее к себе и после того, как сделала очень неблагоразумную попытку навязать ее остальной семье, уехала с ней за границу. Девочка этого возраста очень чувствительна к пренебрежительному отношению. Она провела неделю в Джослин-Холте и увидела все то, что могла бы иметь, если бы ее отец был законным сыном, а не внебрачным. Она уехала, вероятно, с очень горькими чувствами. Десять лет спустя мисс Джослин, которая ранее сделала завещание в ее пользу, внезапно меняет свое решение. Она была эксцентричной и импульсивной женщиной и точно так же, как прежде неожиданно прониклась благоволением к Энни Джойс, теперь так же внезапно полюбила Анну Джослин и объявила, что переписывает завещание в ее пользу.

Мисс Сильвер сделала паузу и кашлянула.

– Такое отсутствие принципов очень трудно понять. Это решение незамедлительно начало порождать затруднения, какие всегда порождает недостаток принципов. Сэр Филипп имел крупную ссору с женой. Он запретил ей принимать деньги, выразив это с немалой горячностью, тогда как она настаивала на своем праве их взять, если ей захочется. Она уже была, как вам, вероятно, известно, наследницей значительного состояния. Она открыто отказалась подчиниться своему мужу и отправилась к мисс Джослин во Францию. Можно представить себе, какое действие это оказало на Энни Джойс. Отец Энни и мать леди Джослин были сводными братом и сестрой: один – бедный и непризнанный, другая – богатая и процветающая. У леди Джослин было все, чего была лишена Энни Джойс: титул, положение, деньги, родовое имение, родовое имя. Три месяца они жили под одной крышей. Можно ли сомневаться, что в течение этих трех месяцев горечь и обида, в которых была взращена Энни Джойс, значительно обострились?