Возвращение троянцев

Старик хотел ответить, хотел, как обычно, толково рассказать обо всём произошедшем, но он был слишком потрясён невероятным появлением Ахилла, чтобы спокойно заговорить ещё об одном событии, которое потрясло его почти так же сильно. И вместо слов у него вырвались лишь несвязные восклицания. Но ему тотчас пришла на помощь Эфра. Рабыня уже давно выскочила на террасу и, в отличие от Феникса, казалось, сохраняла спокойствие. Она сразу узнала Гектора, а Ахилла видела раньше, когда он сутки назад явился во дворец в обличье пастуха Полифема и, сбросив свой наряд, открылся ей и Андромахе. Знала Эфра и о том, что оба брата живы, что жив и царь Неоптолем, поэтому появление мирмидонского отряда во главе с грозными предводителями не изумило её.

— Я всё расскажу вам, я!

Верная рабыня до земли склонилась перед троянским царём и заговорила, хотя и немного сбивчиво, но всё же вразумительно:

— Госпожа Авлона (я-то знала, что госпожу царицу подменили, но, клянусь Артемидой-девой, никому не рассказывала!) Так вот, госпожа Авлона говорила с Геленом два раза — один раз, когда он к ней зашёл сразу после ухода Ахилла, тогда я его близко к ней не подпустила, он ничего и не понял! А в другой раз госпожа сама к нему вышла, что-то сказала ему, уж не знаю, что, но, видно, Гелен сообразил. И испугался, слов нет! Побелел аж весь, глядит на госпожу, будто на змею! А Авлона ещё смеётся и говорит: «Так что, Гелен, ты по-прежнему хочешь, чтобы я пошла за тебя замуж?» Тут он и завопил: «Ты не Андромаха! Я же вижу!» А она ему: «Ну да. Об этом давно бы и дурак догадался. Так же, как дурак бы догадался на моём месте, что Астианакс не в твоих руках! Не умеешь сражаться, умей хотя бы проигрывать». Так вот и сказала! Ну, он повернулся и прочь из дворца. А потом уж я слышу, как он созывает своих разбойников, да не только их, а всех, кто был поблизости, горожан, и кричит: «Верные слуги царицы Андромахи! Жители Эпира! Слушайте: вашу царицу убили! Та, что выдаст себя за неё, не царица, а колдунья, принявшая её облик! Нужно её убить, пока не настала ночь, не то она всех нас погубит! это — ламия, что по ночам пьёт кровь у спящих!» И много ещё, каких глупостей нагородил — я чуть не лопнула от злости, аж хотела побежать глаза его поганые выцарапать, чтоб не врал так! Да госпожа Авлона меня не пустила. Говорит: «Видишь, здесь в это верят!» Ну, вообще-то, многие и у нас в Трое верят во всякую нечисть. Да может, какие ламии где и водятся, но чтоб так вот сестру госпожи обозвать ламией!.. И тут народ ка-а-ак рванётся во дворец! Все точно ополоумели: как же — только что им говорят, что царь убит, а тут и царицу подменили! Госпожа велела мне и Фениксу уйти во внутренние покои и ни за что оттуда не выходить, а сама у всех на глазах (нарочно, чтоб видели!), из окна на крышу, а оттуда, по стене башни, на самый верх! Внутри-то башни эти негодяи дежурили с утра, и было их немало. И тут вот я вспомнила, что госпожа с утра ещё зачем-то велела мне подняться на башню и оставить наверху несколько простыней с её постели и пять шестов из тех, какими мы лозы возле стен подпираем. Я ещё думала — зачем это? Мы с Фениксом на террасу выскочили, смотрим — на нас никто уж и внимания не обращает, а эти все негодяи-разбойники орут, стрелы вверх пускают — да, хвала богам, не попали — госпожа лезла быстро! А жители города, что собрались тут, их человек триста было, тоже орут: «Ведьма! Ламия! держите! Царица Андромаха никогда не взобралась бы по стене!» Авлона, голубушка наша, скрылась на крыше, и я думаю — сейчас эти, из башни, вышибут люк и тоже туда взберутся! Что тогда? А ветер уже всё сильнее... И тут мы увидали, как госпожа появилась на самом-самом краешке, там, наверху. Стоит в одной тунике, руки раскинула, а к рукам прицеплен шест, а на том шесте, квадратом таким, ещё четыре шеста привязаны, и между ними — простыни, она их две вместе сшила, либо просто сцепила чем-то, времени-то почти не было! Ветер дует, с ног сшибает, а она там, наверху. Постояла чуть-чуть, да как прыгнет! И полетела!

— Не может быть! — вырвалось у Ахилла. — Как это полетела?! На шестах и паре простыней?!

— Именно. Именно так! — воскликнул Феникс, покуда рабыня отирала заливший лицо пот и переводила дыхание. — Ветер стал уже просто бешеный. Он подхватил её и понёс, как лоскуток. Прямо к морю! Это было меньше часа назад. Вы чуть-чуть опоздали...

— Она могла полететь, — глухо проговорил Гектор, взглядом оценивая расстояние от земли до верха башни. — Некоторые из наших учёных предлагали такой способ перемещения: на раме с натянутой на неё тканью, с использованием силы ветра. Но это очень опасно. И я не представляю, откуда Авлона узнала об этом изобретении.

— Наверняка сама придумала, — заметила Пентесилея. — Авлона всегда очень любила летать и всегда только и думала, что о путешествиях по воздуху. Когда была маленькая, очень огорчалась, думая, что вырастет и орлы уже не смогут её поднимать.

Ахилл покачал головой: