Возвращение троянцев

В стелющемся по земле дыме множества маленьких костров трудно было различить глиняные сосуды, в которых эти костерки горели, однако два красных кувшина с белым узором выделялись отчётливо: они почти не дымили, и пламя над ними казалось зеленоватым, потому что в горящие щепы и ветки добавили медной стружки. Между кувшинами оставалось расстояние всего в четыре локтя, как раз чуть шире колесницы, но Пентесилея точно направила повозку в этот промежуток.

Повозка подлетела к шатрам, возле которых уже ждали несколько лекарей, старательно разложивших на чистых холстах лекарства и инструменты. Здесь же был привязан конь Пентесилеи, осёдланный, взнузданный, с привешенными к седлу луком и колчаном (секира амазонки висела, как обычно, у пояса, с нею она не расставалась).

— Битва начинается! — воскликнула молодая женщина, выпрыгнув из колесницы и обнимая мужа, который, не показывая слабости, соскочил на землю следом за нею. — Я поеду туда, Ахилл, а тебе нужна помощь.

— Нужна, — согласился герой. — Мне нужен пластырь на рану и кто-нибудь, кто помог бы надеть шлем и нагрудник. С поясом я сам справлюсь. Но ты поезжай, Пентесилея, поезжай! Я не задержусь.

— Ты уверен, что это разумно? — впервые за всё утро её глаза, только что полные лишь ярости и нетерпения, выразили что-то, похожее на страх. — Ты уверен?

— Я уверен, что неразумно меня об этом спрашивать, — сказал он, но не резко, а ласково, и поцеловал её. — Скорей, жена, скорей! Пока я не подоспею, дерись за меня!

Амазонка не сказала больше ни слова и прыгнула в седло, а герой повернулся к лекарям.

— Ну, проявляйте своё невиданное искусство, костоправы! Мне как можно скорее нужен лубок на правое плечо, нужно залепить эту вот дырку в боку и хорошо бы глоток одного из ваших снадобий, которые, говорят, сразу возвращают силы. Даю вам время, покуда я сосчитаю до пятидесяти. А потом быстро мои нагрудник, пояс, шлем! Да, и нашли бы мне колесничего.

— Я буду твоим колесничим, великий Ахилл! — послышался голос, показавшийся знакомым.

Герой обернулся. Перед ним стоял египетский воин в лёгком доспехе, вооружённый, однако, мощным серповидным мечом. Кроме того, у пояса воина висел свёрнутый бич возничего.

Лицо — молодое, обветренное, под надвинутым до бровей шлемом — выглядело усталым и суровым.

— Ты узнаешь меня?

— Яхмес! — ахнул Ахилл и сморщился: египетский лекарь в это время ощупывал его плечо, чтобы наложить пластины слоновой кости и повязку. — Как ты тут оказался? Почему я тебя не видел раньше?

— Я служил в прибрежной крепости, — ответил молодой человек. — Прошлым вечером нам приказали прибыть сюда, на помощь войску фараона. Рад, что ты снова победил. Но рана серьёзная. И перелом. Стоит ли тебе?..

Герой нахмурился, но не ответил, допивая терпкое питьё, поданное лекарем. Затем указал здоровой рукой на свой нагрудник:

— Помоги надеть, Яхмес. Я сам буду решать, что мне стоит и чего не стоит делать. Кажется, до сих пор моё участие в битвах не мешало тем, на чьей стороне я бился. Скорее! Там уже жарко. Вперёд!

В это самое время первая линия нападения лестригонов подошла вплотную к первой линии обороны египтян. Завоеватели двигались ровным, стремительным шагом, почти сомкнувшись плечами, подняв щиты до уровня лица, размеренно взмахивая перед собой палицами. Когда между ними и египетскими колесницами оставалось около сотни шагов, лучники Рамзеса выпустили целый дождь стрел. В большинстве своём они отлетели от крепких щитов лестригонов или застряли в щитках доспехов, но два или три десятка стрел достигли цели: вонзились в лоб, в глаз, в щёку тому или иному из нападавших, и стройная линия их движения нарушилась: семеро упали убитыми, восемь или девять пошатнулись, смешав строй, некоторые остановились.

Вновь последовала команда из задних рядов, и передние сомкнулись, топча убитых, и сделали стремительный рывок вперёд.

Лавиной накатили лестригоны на колесницы египтян, в это время уже пустые — лучники отступили, оставив свои повозки, и вскоре прекрасные сирийские кони бились в агонии: нападающие перерезали им горло кинжалами. Сами колесницы, мешавшие движению, были опрокинуты.

Повозки задержали движение лестригонов лишь на несколько мгновений, но за это время египетские лучники успели занять новую позицию, и новый поток стрел обрушился на передовую линию нападения, унеся ещё десяток жизней.

Лестригоны, казалось, не замечали этого. Они продолжали свой натиск. На расстоянии пятидесяти локтей от египтян нападающие одновременно метнули тяжёлые копья. Сомкнутые сплошной стеной щиты лучников не устояли — были пробиты, однако воины держали их на вытянутой руке, и наконечники их не достали: копья засели в толстых, подшитых несколькими слоями бычьей кожи щитах. Тем не менее некоторым перебило руки, и они, обливаясь кровью, уронили щиты. В это же мгновение из второй цени нападавших, через головы передовых бойцов, полетел дождь стрел. Тридцать или сорок египетских лучников упали.