Возвращение в будущее

В наиболее важных проявлениях немецкого духа, являющихся составной частью европейской культуры в эпоху Реформации и в эпоху романтизма, всегда доминировали черты шизофрении и маниакально-депрессивного психоза. Лютер был психопатом, психопатами были и почти все «герои» Реформации, по крайней мере многие из них были сифилитиками в последней стадии этого заболевания. Да, все они были психопатами, самоубийцами, самозабвенными эгоистами, мечтателями и чахоточными больными, сосредоточенными на своем драгоценном «я»; ведь именно таковы все их великие поэты, если мы обратимся к наиболее значительным фигурам эпохи романтизма. Если мое мнение справедливо, то получается, что именно страх умереть или впасть в безумие стимулирует талантливых людей на создание шедевров. Таким образом, угроза ранней смерти или безумия является необходимым условием для того, чтобы немецкое дарование получило свое развитие и его достижения превысили средний уровень. В то же время, например, английская гениальность, напротив, часто является плодом душевного здоровья, избытка жизненных сил.

Соседи Германии неоднократно свидетельствовали, что у немцев весьма слабо развиты такие черты, как прямота, чувство ответственности перед другими людьми, правдивость, душевное целомудрие и самообладание, то есть те качества, которые составляют наши моральные ценности; у них всегда были свои собственные представления о чести, связанные со смертью и разрушением.

Я не могу забыть жуткого впечатления, которое я испытывала при чтении очередного номера ежедневной немецкой газеты Berliner Tageblatt, когда я, будучи еще очень молодой, работала секретарем отделения одной норвежской организации в Берлине. В газете то и дело появлялись сообщения о самоубийствах, совершенных детьми, я никогда не слышала, чтобы такое происходило в других странах. Конечно же, до меня доходили сообщения об учениках, которые не могли приспособиться к учебе в школе или провалились на экзамене, переживали трудности подросткового возраста и предпринимали отчаянные усилия, чтобы приспособиться к миру взрослых, — все эти проблемы хорошо известны во всех концах света. Но читать сообщения о том, что дети сдаются в подобной борьбе и что это случилось не с одним единственным ребенком, а происходит уже со многими детьми, которые приходят к решению расстаться с жизнью, — такое представляется мне совершенно немыслимым ни в какой иной среде, кроме немецкой.

Таким образом, кодекс чести, предписывавший кончать жизнь самоубийством ради сохранения собственного достоинства, самоубийства детей, целые эпидемии самоубийств, которые возникают время от времени в Германии, оказываются неразрывно связанными с немецким милитаризмом как таковым. В свое время многие были склонны перелагать вину за милитаризм, с его идеологией железного кулака и острого немецкого меча, направляемых то в одну, то в другую сторону, в соответствии с территориальными притязаниями Германии, на юнкерство и дворянство со всякими графами и болтливым кайзером Вильгельмом II. Но на смену юнкерскому милитаризму пришел другой, еще более фанатичный, разрушительный и безудержный, вобравший в себя широкие слои немецкой буржуазии. И я не сомневаюсь, что если сегодня в Германии произойдет революция, то немецкий народ будет по-прежнему опираться на милитаризм, обновленный и агрессивный, станет ли нацистская Германия коммунистической или пролетарской.

Одно очевидно: гитлеровскому плану построения нового общественного порядка в Европе не суждено осуществиться, даже если Гитлеру удастся поочередно захватить все страны, каждая из которых еще придерживается фундаментального европейского принципа, провозглашающего, что цель любого гражданского общества — это свобода для каждого гражданина, защита прав отдельной личности, стремление к достижению счастья отдельным человеком в той степени, в которой оно не ущемляет интересов других людей. Милитаризму всегда были чужды созидательные устремления. В настоящее время немецкие граждане не очень-то преуспели на поприще социального строительства. Те созидательные силы, которые проявили себя в отдельных достижениях культуры, ставших частью европейской цивилизации, в научных исследованиях, а также в какой-то степени в сфере искусства (хотя я считаю, что успехи Германии во всех областях искусства, помимо музыкальной, вряд ли можно отнести к высшим достижениям), — все эти силы теперь находятся в изгнании или погибли в концентрационных лагерях. В своем победоносном шествии Германия превращает в руины все, к чему бы ни прикоснулся ее железный кулак. И теперь она будет вынуждена сосредоточить еще бльшие усилия на развитии отраслей, связанных с изобретением нового оружия, с новыми способами ведения войны, и без того истощившей все созидательные силы немецкого народа. И тогда это гнусное чудовище, этот спрут, высосав все соки из своих жертв в Европе, обретет способность протянуть свои щупальца и к другим континентам.

IV