Возвращение в Оксфорд

— Тогда будем держаться Новой протоки. Что ж, я искренне сочувствую мистеру Джонсу из Джизуса. Надеюсь, переживания не помешают ему получить степень должного класса.

— Он только на втором курсе.

— Тогда у него есть время прийти в себя. Я хотел бы с ним познакомиться. Возможно, на всем свете у меня нет друга лучше его.

Гарриет ничего не ответила. Быстрый ум Питера всегда описывал круги вокруг ее более медлительных мыслей. И в самом деле, внезапная влюбленность Реджи Помфрета непостижимым образом помогла ей поверить, что чувства Питера могут быть чем-то большим, чем нежность художника к своему творению. Но просто неприлично с его стороны так быстро прийти к этому выводу. Ей не нравилось, что он входит к ней в голову как к себе домой, когда ему заблагорассудится.

— О боже! — произнес он вдруг.

Питер с ужасом всматривался в темно-зеленую воду. На поверхности медленно вскипали маслянистые пузырьки, там, где шест зарылся в густое илистое дно. Одновременно в ноздри им ударил страшный смрад разложения.

— Что случилось?

— Я попал во что-то ужасное. Разве вы не чувствуете запах? Просто невыносимо, меня везде преследуют трупы. Ей-богу, Гарриет…

— Мой дорогой идиот, это всего лишь городская свалка.

Его взгляд проследовал за движением ее руки, и он уставился на дальний берег, где стаи мух жужжали над отвратительной разлагающейся кучей.

— Ничего себе! И о чем же они думали, устраивая такое? — Он провел по лбу влажной ладонью. — На мгновение я подумал, что мы наткнулись на мистера Джонса из Джизуса. И начал раскаиваться, что говорил о бедняге в столь легкомысленном тоне. Ну-ка, давайте отсюда выбираться! — И он стремительно повел плоскодонку вперед. — Вот тебе и Айсис. На реке не осталось романтики.

Глава XV

Вдумайтесь же, сколь прекрасен сон: это алмаз столь бесценный, что, захоти тиран отдать корону за час дремоты, он не сможет совершить сделку; вида столь прекрасного, что даже у того, кто возлежит с Императрицей, сердце не будет биться долго, покуда он не ускользнет из ее объятий, чтобы упокоиться в объятьях Морфея; о да, в таком долгу мы перед этим родичем смерти, что отдаем ему богатую дань, половину жизни; и не зря: ибо сон — та золотая цепь, что скрепляет здоровьем наши тела. Кто сетует на нужду, на раны, на труды и заботы, на притеснения сильных мира сего, на рабство, когда спит? Нищие на ложе своем наслаждаются так же, как цари; можем ли мы пресытиться этой нежной Амброзией? Можем ли навредить себе избытком той пищи, коей недостаток швыряет нас в церковную ограду, а равнодушие к ней — прямиком в Бедлам? О нет, взгляните на Эндимиона, любовника ласкающей Луны, что проспал три четверти столетия и ничуть от того не ухудшился.

Томас Деккер[214]

— Корзинка с сэндвичами за вами, на носу, — сказал Уимзи.

Проплыв немного дальше, они причалили в ажурной тени склоненных ив у левого берега Айсиса. Здесь было меньше народа, и лодки проходили на большем расстоянии друг от друга, что позволяло надеяться на относительный покой. Поэтому Гарриет, наливая чай из термоса, с особенным раздражением заметила приближающуюся к ним перегруженную плоскодонку.

— О боже, — вздохнула она, — мисс Шустер-Слэтт с компанией. Она говорила, что знает вас.