Возвращение в Оксфорд

— Не очень часто. Но бывает, присылают всякие глупости по почте. Какой-нибудь крем для бритья со смертоносными бактериями и так далее. А один джентльмен все предлагал мне чудодейственные пилюли от слабости и утомляемости. Мы с ним долго переписывались, в простых конвертах без опознавательных знаков. Что меня покорило в его подходе — это то, что он требовал за свои пилюли денег. Очень изящное решение. На самом деле я ему прямо-таки поверил, он только в одном просчитался — решил, что эти снадобья мне нужны. Но тут я его не виню: я перечислял такие симптомы, что любой бы подумал: мне впору скупить целую аптеку. Как бы то ни было, он прислал мне упаковку на неделю по баснословной цене, ну я и пошел советоваться с одним приятелем из министерства внутренних дел, который занимается шарлатанами, мошенниками, недобросовестными торговцами и так далее. А у приятеля моего хватило любопытства подвергнуть пилюли экспертизе. «Ну-ну, говорит, от этих вот шести тебе не будет ни лучше, ни хуже, зато вот эта снимет утомляемость навсегда». Я поинтересовался, что в ней такое. «Стрихнин, — говорит приятель. — Смертельная доза. Если хочешь грохнуться на ковер, да так, чтоб тебя в бараний рог скрутило, — верное средство». Тогда мы стали искать того джентльмена.

— И нашли?

— Да, конечно. Оказалось, мой старый приятель. Сбывал кокаин — я его когда-то отправил на скамью подсудимых. Мы его посадили, и знаете, что он сделал, когда вышел? Попытался меня шантажировать этими письмами про пилюли. Мой самый любимый негодяй. Хотите еще заняться полезной гимнастикой или поедем?

Когда они проезжали через какой-то городок, Питер вдруг затормозил у кожевенной лавки.

— Я знаю, что вам нужно, — сказал он. — Собачий ошейник. И я вам его куплю. С медными вставками.

— Ошейник? Зачем? Чтоб написать на нем имя хозяина?

— Боже упаси. Это от хищников. А также от убийц и головорезов.

— Друг мой!

— Правда-правда. Он плотный, его не сдавишь, лезвие ножа с него соскочит — да даже если вас за него подвесить, он не затянется, в отличие от веревки.

— Не могу же я ходить по Оксфорду в ошейнике.

— Не в дневное время. Но ночью патрулировать коридоры в нем надежнее. А если потренироваться, вы сможете в нем и спать. Вам незачем заходить со мной — я уже достаточно вас подушил и запомнил диаметр вашей шеи.

С этими словами он нырнул в лавку. Через окно видно было, как он разговаривает с продавцом. Вскоре он вышел из лавки со свертком в руках и вновь сел за руль.

— Продавец очень заинтересовался моей сукой, — заметил он. — Я объяснил ему, что у меня бультерьерша, очень храбрая, но отчаянная и драчливая. Он ответил, что сам предпочитает борзых. Показал, где мне могут написать на ошейнике мое имя и адрес, но я сказал, что это подождет. Ну вот, мы выехали из города, можно примерить.

Для этой цели он остановился у обочины. Затем помог Гарриет (как ей показалось, с чувством глубокого удовлетворения) застегнуть на шее тяжелый ошейник. Весьма массивное и на удивление неудобное колье. Гарриет достала из сумки зеркальце.

— По-моему, вам идет, — сказал Питер. — Думаю, такие должны войти в моду.

— А я не думаю. Снимите его с меня, пожалуйста.

— Вы будете его носить?

— А если кто-нибудь схватит за него сзади?

— Тогда упадите назад — медленно и тяжело. Вы приземлитесь мягко, а противник, если повезет, размозжит себе череп.

— Кровожадное чудовище. Ну ладно. Только снимите его с меня — я сделаю все, как вы скажете.

— Ловлю вас на слове, — сказал он, расстегивая застежку. — Его нужно поместить под стекло, — добавил он, свернув ошейник и положив его ей на колени.

— Почему?

— Это единственная вещь, которую вы позволили мне вам подарить.

— Кроме моей жизни, кроме моей жизни, кроме моей жизни.[268]

— Черт! — воскликнул Питер, сердито уставившись на дорогу. — Видимо, это был очень неудачный подарок, раз вы не даете нам обоим об этом забыть.

— Простите, Питер. Это было гадко и неблагодарно с моей стороны. Если хотите, подарите мне что-нибудь.

— Честно? А что? На яйца птицы Рух[269] как раз распродажа.

С минуту она не могла ничего придумать. Что ни попроси, все будет не то. Что-нибудь слишком простое, слишком банальное, попросту дорогое — все это только его обидит. Он сразу догадается, что она придумывает просьбу, только чтобы сделать ему приятное…

— Питер, подарите мне те шахматы.

Он был так доволен, что она поняла: он явно ждал, что она попросит какую-нибудь ерунду за семь шиллингов шесть пенсов.

— Дорогая моя, ну конечно! Когда вы хотите их получить?

— Сию минуту! А то вдруг какой-нибудь студентик их перехватит? Я каждый раз боюсь, что приду, а их уже нет. Так что поторопитесь.

— Хорошо. Обещаю ехать не меньше семидесяти миль в час — кроме тех мест, где нельзя больше тридцати.

— Боже! — воскликнула Гарриет, когда машина тронулась. Она боялась быстрой езды, и он отлично это знал. Промчавшись пять миль, он бросил на нее короткий взгляд и снял ногу с педали.

— Это была победная песнь. Вы как, ничего?

— Я сама напросилась, — ответила Гарриет, стиснув зубы. — Погнали дальше.