Возвратный тоталитаризм. Том 2

«Тотальность» как специфическая характеристика путинского режима представлена в первую очередь интенциями

властей предержащих, по своему происхождению, образу мышления и корпоративной этике являющимися выходцами из КГБ. Поэтому их политические планы, намерения, интересы, образ реальности отражают ментальность конфронтации с Западом, времен холодной войны, нормативные установки «комитета» на борьбу с внутренними врагами, диссидентами, по отношению к которым допустимы любые средства и действия, включая демагогию, подлог, убийства, если они служат интересам «государственной безопасности». Дело, конечно, не в «безопасности», а в защите от критики и делегитимации тех, кто апроприировал, узурпировал власть. В этом плане паттерны советской системы принимаются не потому, что они лучше, эффективнее или идеологически оправдываемы, а потому, что Путин и его окружение ничего другого помыслить себе не могли. Подражательное использование прежних, обычных для советской системы практик обусловлено тем, что пришедшие к власти силы не способны выдвинуть что-то свое и оригинальное, поэтому они вынуждены – в силу образования, образа мысли, компетенции, наконец, небольшого ума – обращаться к тому, что было в прошлом, к тому, что они знают благодаря общей средовой социализации того времени, обучению в советских школах и вузах или службе в соответствующих органах

[275]

. Другими словами, они обречены на воспроизводство или повторение прежних стандартов действия и мышления. Именно таким образом происходит реставрация и репродукция тоталитарной системы.

Крах централизованной распределительной экономики (Госплана) и единственной партии еще не означает краха тоталитарной системы. Изменились масштабы управления экономикой, контроль стал более опосредованным, соответствующим интересам правящего режима (обогащение правящей элиты, в первую очередь путем перераспределения госдоходов, в том числе и через нелегальные каналы). Эти наследники Ельцина получили свою власть не демократическим путем – через свободные выборы, открытую конкуренцию партий и политических программ, а через кооптацию в структуры господства, что позволило им затем последовательно трансформировать изнутри аппарат государственного управления. Никакого собственно политического процесса, идеологической конфронтации конкурентов, борьбы партий с разными программами за власть в самом конце 1990-х – начале 2000-х годов уже не было. Пределы допустимого для разных политиков и общественных активистов были уже довольно жестко ограниченными. И коммунисты, и либералы, и сама новая власть при больном Ельцине в 1998–1999 годах были вынуждены исходить из общих определений реальности: очень тяжелый кризис, скудный бюджет, обусловленный ценами на нефть, а не доходами предпринимателей, демобилизация населения, армии, чиновников и пр.[276] Рассмотрим эти изменения по порядку, исходя из составляющих «тоталитарного синдрома».