Читаем Возвратный тоталитаризм. Том 2 полностью

В другой версии большевистская революция понимается как социальная и антропологическая катастрофа, тектонический разлом национальной истории, насильственный разрыв со всем предшествующим развитием страны. Такое мнение разделяют как консервативные националисты (православные и монархические фундаменталисты), так и либералы, сторонники вестернизации России, расценивающие победу большевиков как начало тоталитарной контрмодернизации. Истоки подобного понимания можно найти в работах либеральных историков начала 1920-х годов или в выступлениях эмигрантов, пытавшихся осмыслить свое поражение. Во второй половине 1960-х – начале 1970-х годов идеи и представления этого рода проникли в самиздат, получив особую актуальность после подавления «Пражской весны» и краха самой идеи социализма.

В своем чистом виде обе трактовки характерны для относительно немногочисленных групп населения, занимающих крайние полюса идеологического спектра (примерно по 15–20 % каждое крыло). Большинство же населения легко смешивает отдельные компоненты расходящихся версий, ничуть не смущаясь возникающими противоречиями в трактовке давних событий. Поскольку у Кремля нет определенности в отношении к революции как социально-исторической проблеме и нет желания прояснять связанные с ней вопросы, то возникающие разноречия и многообразие мнений по этим вопросам не цензурируются и не подчинены силовому влиянию пропаганды.

Во время горбачевской перестройки в массовом сознании начали укрепляться взгляды, противоречащие всей советской традиции героизации революции и пролетарской идеологии. Но процесс переоценки смысла революционных событий (а значит, и природы советского тоталитаризма) в дальнейшем замедлился, приостановился, а в некоторых отношениях прежние установки начали возвращаться; рационализации прошлого так и не произошло (табл. 116.2).

Отвергая «крайности» пролетарской диктатуры – убийство царя и его семьи, насильственное прекращение деятельности предпарламента, ликвидацию частной собственности, оппозиции, войну с крестьянством, сопротивляющимся собственному ограблению, репрессии по отношению к церкви, – российское население (в значительной своей части) принимает советскую власть как необходимую или неизбежную фазу русской истории. Оправдание революционного захвата власти большевиками снизилось, но не утратило значимости. Полярность мнений стала более размытой и менее определенной. Чаще о негативных последствиях установления советской власти заявляют более образованные респонденты, жители столиц и крупных городов. В первую очередь это относится к оценке последствий политики атеистического государства в отношении церкви – здесь осуждение террора сопровождало процессы «религиозного возрождения». Некритичное, рутинное сохранение (или воспроизводство) советских стереотипов и представлений о характере революции и ее причинах в большей степени присуще малообразованным, пожилым людям, жителям провинциальных малых и средних городов, сельскому населению, слабо затронутому влиянием перестроечных процессов. Среди самых молодых (18–24-летних, то есть недавно отучившихся в школе или вузе, других учебных заведениях) заметно выше доля затрудняющихся дать определенный ответ, что косвенно указывает на отсутствие интереса к истории (и на качество и характер преподавания).


Таблица 116.2

Как вы считаете, была ли необходимость…?


Таблица 117.2

Согласны ли вы с тем, что Октябрьская революция нанесла серьезный урон…?

Массовые представления о причинах революции

Распад идеологической структуры представлений о революционном процессе сопровождался растущей неоднозначностью понимания причин или мотивов революции. От чисто марксистско-ленинской трактовки революции массовое сознание движется к характерным для путинской риторики «стабильности» и «сильному государству» (но воспринятым только в негативной форме, как скрытому предостережению: слабая власть – исток и причина всех постигших Россию бед).

Явно обозначились три основные версии революции: консервативная – безответственные демагоги и политические авантюристы – либералы, революционеры разрушили великое государство; советская

– терпение народа к концу империалистической войны было исчерпано, эксплуатируемые классы восстали, Ленин основал небывалое в истории социалистическое государство рабочих и крестьян; идея внешнего геополитического заговора с целью разрушения русского государства, которая в последнее время звучит все более отчетливо (кандидаты на роль врага меняются в зависимости от политической конъюнктуры: Великобритания, Германия, США и другие западные державы, боящиеся сильной и великой России).


Таблица 118.2

Перейти на страницу:

Все книги серии Либерал.RU

XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной
XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной

Бывают редкие моменты, когда в цивилизационном процессе наступает, как говорят немцы, Stunde Null, нулевой час – время, когда история может начаться заново. В XX веке такое время наступало не раз при крушении казавшихся незыблемыми диктатур. Так, возможность начать с чистого листа появилась у Германии в 1945‐м; у стран соцлагеря в 1989‐м и далее – у республик Советского Союза, в том числе у России, в 1990–1991 годах. Однако в разных странах падение репрессивных режимов привело к весьма различным результатам. Почему одни попытки подвести черту под тоталитарным прошлым и восстановить верховенство права оказались успешными, а другие – нет? Какие социальные и правовые институты и процедуры становились залогом успеха? Как специфика исторического, культурного, общественного контекста повлияла на траекторию развития общества? И почему сегодня «непроработанное» прошлое возвращается, особенно в России, в форме политической реакции? Ответы на эти вопросы ищет в своем исследовании Евгения Лёзина – политолог, научный сотрудник Центра современной истории в Потсдаме.

Евгения Лёзина

Политика / Учебная и научная литература / Образование и наука
Возвратный тоталитаризм. Том 1
Возвратный тоталитаризм. Том 1

Почему в России не получилась демократия и обществу не удалось установить контроль над властными элитами? Статьи Л. Гудкова, вошедшие в книгу «Возвратный тоталитаризм», объединены поисками ответа на этот фундаментальный вопрос. Для того, чтобы выявить причины, которые не дают стране освободиться от тоталитарного прошлого, автор рассматривает множество факторов, формирующих массовое сознание. Традиции государственного насилия, массовый аморализм (или – мораль приспособленчества), воспроизводство имперского и милитаристского «исторического сознания», импульсы контрмодернизации – вот неполный список проблем, попадающих в поле зрения Л. Гудкова. Опираясь на многочисленные материалы исследований, которые ведет Левада-Центр с конца 1980-х годов, автор предлагает теоретические схемы и аналитические конструкции, которые отвечают реальной общественно-политической ситуации. Статьи, из которых составлена книга, написаны в период с 2009 по 2019 год и отражают динамику изменений в российском массовом сознании за последнее десятилетие. «Возвратный тоталитаризм» – это естественное продолжение работы, начатой автором в книгах «Негативная идентичность» (2004) и «Абортивная модернизация» (2011). Лев Гудков – социолог, доктор философских наук, научный руководитель Левада-Центра, главный редактор журнала «Вестник общественного мнения».

Лев Дмитриевич Гудков

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Миф машины
Миф машины

Классическое исследование патриарха американской социальной философии, историка и архитектора, чьи труды, начиная с «Культуры городов» (1938) и заканчивая «Зарисовками с натуры» (1982), оказали огромное влияние на развитие американской урбанистики и футурологии. Книга «Миф машины» впервые вышла в 1967 году и подвела итог пятилетним социологическим и искусствоведческим разысканиям Мамфорда, к тому времени уже — члена Американской академии искусств и обладателя президентской «медали свободы». В ней вводятся понятия, ставшие впоследствии обиходными в самых различных отраслях гуманитаристики: начиная от истории науки и кончая прикладной лингвистикой. В своей книге Мамфорд дает пространную и весьма экстравагантную ретроспекцию этого проекта, начиная с первобытных опытов и кончая поздним Возрождением.

Льюис Мамфорд

Обществознание, социология