Возвышение Коли Ноликова

И ждет дом до вечера, остались в нем только старики да тараканы. К подъезду, между деревьев, пахнущих сырой корой, вела дорожка из потрескавшегося асфальта. Хозяйственный человек бросил поверх пару бетонных плиток, для верности. Вход в дом — двери не было — располагался чуть ниже земли. Осенью вовнутрь щедро засыпались листья, а зимой снег.

К вечеру воротились жильцы, засели за столами, уважили вниманием телевизоры, наутро проснулись — снова непонятное. Звонят им с работы, звонят друзья и просто знакомые, говорят — посмотрите на кормильца, на Главмаш, что это делается?

И многие ехали или пешком шли глядеть, а некоторые, убоявшись, оставались. Главмаш над городом взрывался, без огня и дыма, одними только неприличными звуками, сотрясая всё вокруг.

Из дворца бежали неведомо куда контролеры. Одновременно, в разных концах Княжих Бар видели царя-батюшку, без свиты, странно дёргающегося и делающего рожи. Одного такого государя переехала бибика — и лопнула под колесом голова с хрустом разбившейся тыквы. Оттуда прыснули спиральные пружины, вылезла наружу радиолампа.

Для поддержания общественного порядка, наряду с милицией были призваны отставные лесники. Вооруженные топорами, они патрулировали город. На окраине им встретились согбенные, уставшие Ноликов с Горемыслом. К ним:

— Спекулянты! Куда вы краснокнижные ландыши тащите? А ну, давайте идите сюда.

Ноликов поставил на землю свой куль, выпрямился устало и сказал тому леснику, что приказывал. Тем же выражением сказал:

— А ну, кинь в меня топор!

— Подвигом возвышен! — крикнул Горемысл.

Лесник спокойно занес руку выше головы и бросил оружие. Топор лезвием встрял Николаю посередине лба. Хлынуло красное, без звука Ноликов упал назад. Руки безвольно вдоль туловища вытянулись.

Другие лесники засмеялись одобрительно. Горемысл, размахивая своим кулем, побежал на них:

— Сокрушу!

И спустя минуту лежит его тело изрубленное, в долгих ранах — среди ландышей, кровью их окропляя.

6

Жара накрыла парк. Трава даже в тени завяла. Деревья старались держать лицо, но поникли и замерли. На аллеях скрипели младенцы, катаемые мамами. Молоко в запасных бутылочках едва не кипело. Подошвы ботинок приклеивались к асфальту и оставляли вонючие резиновые следы.

На открытой эстраде пары учились танцевать без музыки. Как нарочно, по двое стояли высокий и низкая, или наоборот. На лавках в амфитеатре отдыхали праздные люди, изредка наблюдая за безмолвным вальсом. Рядом с зеленым театром была дорожка с перилами. По ту сторону зеленым обрывом падал склон. Снизу росли клены и тополя, за пятьдесят с лишком лет дотянувшись до перил. Открывался вид на реку, на острова. Синел левый берег — далекий и плоский.

К двум девушкам возле перил подошел человек, одетый в теплую куртку. Он был заросший — борода уже с проседью, усы, нечесанные патлы. За спиной чехол с гитарой. Взялся за поручни, взглядом вперился вдаль. Одна из девушек, на сибирскую белку похожая, не удержалась:

— Вам не жарко?

— Я мерзляк.

Счел нужным представиться:

— Меня зовут Ваня, я бард. А почему язык не высунули?

— А зачем нам?

— Весной еще ведь было предписано — ходить летом в жару с высунутыми языками, чтобы прохладнее было.

— Так будто бы отменили всё.

— Ученых из "Эликтрикус Механикус Люкс" никто не отменял. Всегда с нами. Не хочешь, а позаботятся! Вы это девушки бросьте. Высунуть языки, быстро. И я научу вас играть на гитаре. Есть два основных аккорда — ре-минор и до-мажор. Сейчас я покажу…

КОНЕЦ