Вперед в прошлое 5 (СИ)

Оказалось, что Желткова знает все в подробностях, даже про резак в животе Дорика. В небольшом поселка слухи распространяются со скоростью 4–5 километров в час — то есть, со скоростью перемещения его жителей.

— Я пойду, да? — жалобно попросила она. — Ну, это… шпионить.

Я отдал ей тетрадь с домашкой по геометрии и заметил Каюка, шагающего прямиком к нашему столику. Не дожидаясь вопросов, он тоже поделился слухами: его класс сочувствует Алисе и поддерживает ее, а парни готовы объявить десятому классу войну и вступили в сговор с остальными восьмиклассниками.

— Да, они здоровее, — закончил Юрка, — но десятый класс один, там всего десять пацанов. А нас — двадцать восемь! Все готовы их гасить хоть ща.

Я представил эти глобальные разборки стенка на стенку и попросил:

— Вот только всех подряд гасить не надо, ладно? Остальные-то ни при чем.

Каюк сморщил нос, несогласный с моей просьбой. Им только дай точку приложения дури — мир разнесут по кирпичику…

— Ага, ни при чем! Я слышал, они вроде хотят загасить нашего Рама. Типа черный рыпнулся на русского.

— Страх потеряли? — взвилась Гаечка, но я поднял руку и уточнил.

— Вроде собрались или точно? Ты уверен, что это не просто слухи?

— Нет, — вздохнул он. — Не уверен, просто треплют всякое.

— Я у Наташки спрошу, — пообещал я. — Она в классе в авторитете. Одиннадцатый, если что, ее поддержит.

Встрепенувшись, Юрка просиял и похвастался:

— Я по русскому четверку получил. С минусом, но фиг с ним. Видел бы ты училку! Глаза были — во! А еще по биологии четверку. Все офигели.

— Умным быть круто, — поощрил его я. — Что по матеше?

Каюк сразу потух.

— Трояк. Но хвалили.

— Ты главное таблицу умножения учи, — ободрил его Илья. — С остальным мы тебе поможем.

Я покосился на обиженного Карася, стоящего за отдельным столиком. У него память, как у рыбки, завтра он все забудет и дуться перестанет. Если бы дулся на всех, кто его дергает, уже лопнул бы.

— Скоро звонок на урок, — напомнил Илья.

Увлеченный разговорами, я наконец заметил, что в столовой почти никого не осталось, собрал посуду на поднос и понес на специальный столик.

Собрав урожай пятерок, после шестого урока мы дружно двинулись домой. К нам подбежал Каюк с воплем:

— Пятерка по географии! У меня будет мопед!

— Матешу только подтяни, — напомнил я и подумал, что по-любому придется собирать мопед, потому что парень из штанов выпрыгивает, так старается, и это важнее результата.

— Надо к Раму зайти, — сказал Илья и посмотрел на Димонов. — Узнать, что у него и как.

— Ссыкотно, — признался Минаев. — Батя у него уж очень суров. Мало ли…

— Так давайте вместе, — предложил я. — А потом купим конфет и навестим Алису. Расскажем, что класс за нее готов драться. Это должно ее привести в чувства. Вот, Юра, ты и расскажешь.

— Давайте — по домам, поедим, затем — к Алисе, а после — к Рамилю, — оптимизировал план Илья.

Так и решили. Расходы на сладости я взял на себя. Миковы не бедствовали по меркам девяностых, но тут главное — участие.

Оставшись один на один с Каюком, я спросил:

— Юр, а если твоя мать и правда пить бросит, ты к ней вернешься?

— Не бросит, — вздохнул Каюк. — Она скорее помрет. Всю жизнь бухает.

На сердце похолодело. Умереть от остановки сердца у нее были все шансы. Зачем я пытался ее закодировать? Что теперь с ней делать? На буксире тащить в больницу? Я представил, как проделываю это с алкашкой — тащу ее, а она сопротивляется — и аж взмок.

В четыре, как и договорились, мы встретились возле общаги, где жила Алиса, оставив Яна и Бориса на базе готовиться самостоятельно. Поднялись на второй этаж и столпились под дверью. Только бы Алиса не замкнулась и вышла к нам! Было опасение, что она начнет избегать всех свидетелей своего позора, потому Гаечка не решалась стучать.

Пришлось делать это самому: сперва — костяшками пальцев в деревянный косяк, когда никто не отозвался — кулаком по дерматину. Гаечка, приложив палец к губам, припала ухом к двери. Все затаили дыхание. Подруга покачала головой, еще раз постучала:

— Лиска, открывай! Это мы. У нас хорошие новости… Ну? Ну не морозься, мы тебя любим!

И снова прижалась к двери. Простояв так с минуту и отчаявшись услышать хоть какой-то звук в комнате, она заключила:

— Похоже, морозится.

— Может, они с матерью вообще в ментовке? — предположил Илья. — Ну, в общем, ее там просто нет.

— Хорошо если так, — кивнула Гаечка. — Будем надеяться. Но я ее слишком хорошо знаю. Она теперь может тупо там закрыться. Блин!

— Значит, идем к Раму, — объявил Илья.

Рамиль жил в другом конце поселка, и через полчаса мы стояли под их деревянной дверью, где среди обилия наклеек Барби была единственная машинка. Звонить никто не решался, и я надавил пальцем на кнопку звонка. За дверью завозились. Щелкнула щеколда, образовалась перечеркнутая цепью щель, за которой угадывалась черноволосая девчушка лет десяти — одна из многочисленных сестер Рамиля.

Минаев вышел вперед и сказал:

— Привет. Мы к Рамилю. Он дома?

— В тюрме, — с акцентом ответила девочка. — Отец за ним поехал. Злой. Луче завтра приходи.

— Что тебе известно? — продолжил допрос я. — Мы за него волнуемся.