— Да, именно эта история, — подтвердил я. — Алиса, к слову, не пострадала, и она не простигосподи. А я навел мен… милицию на преступников, из-за чего моего отца ранили, и он чуть не умер, а стрелявших так и не нашли. Вот так весело я провел лето. Не считая того, что с мая мы с ребятами практикуем армейский бой.
— Нас натаскивал тренер из Москвы! — придала вес моим словам Гаечка.
Я продолжил:
— Считайте, что Павла Мартынова, которого вы знали, убили бандиты, когда он следил за ними в заброшенном детском лагере. Вместо него буду я.
— Ментовский сучонок навел ментов, — прохрипел Чума с задней парты.
— Чумаков! — повысила голос учительница.
— Че сразу Чумаков! Меня Юрий зовут, между прочим. Юрий Юрьевич.
Класс замер. Учитель должен поставить на место смутьяна, но нашей классной едва исполнилось двадцать пять, она не лезет за словом в карман, но с отморозками остроумие не сработает, таких надо только гасить, а тут она бессильна. Ноздри Елены Ивановны затрепетали, Чума развалился на стуле, нагло скалясь — типа, давай, ничего ты мне не сделаешь.
— Вон из класса! — велела учительница.
— Права не имеете меня выгонять!
— А ты имеешь право так себя вести?
— Как?!
Теперь уже Памфилов не стерпел:
— Чума, заткнись, а?
Чума стал паясничать:
— А чего это тебе можно срывать урок и над всеми орать, а мне нельзя? Ты че, особенный? Хитросделанный?
Память взрослого любезно предоставила воспоминание, как эта сцена развернется: Чума продолжит глумиться. Елена Ивановна психанет и ринется его выгонять, он станет бегать по классу с обезьяньими воплями, ожидая, что она за ним погонится. Учительница соберет его вещи и выкинет за дверь.
Тогда происшествие казалось мне обычным: отморозок довел училку. Некоторых специально доводили, чтобы они смешно поорали, брызгая слюной.
Сейчас я поражался тому, что еще недавно не видел людей ни в учителях, ни в одноклассниках. Они были докучливыми функциями, существующими, чтобы портить мне жизнь. Я не задумывался о том, что будет чувствовать учительница, которая потеряла лицо перед классом. Для нее сегодняшний и без того сложный день будет окончательно испорчен, и некоторое время ее будет трясти перед тем, как она войдет в наш класс.
Это раньше она казалась мне вредной своенравной теткой, теперь, когда знаю, каково быть сорокашестилетним, я понимал, что она совсем еще девочка, которая пасует перед грубой силой.
Сколько ж мы гадостей сделали учителям! Как же они от нас натерпелись!
Я повернулся и спросил:
— Елена Ивановна, можно я вышвырну эту падаль из класса?
— Нет, — без энтузиазма ответила она, но ее глаза говорили: «Да, да, вышвырни! Избавь меня от этой мрази».
— Под мою ответственность, — сказал я и обратился к классу, указал на Чуму: — Вас это устраивает? Что пришел чужой и качает права в нашем классе? Обижает нашу классную? Так и будете обтекать, или кто-то мне поможет? Если мы все вместе его выпнем отсюда, то вроде как и виноватых нет.
Молча поднялась Гаечка и кровожадно сверкнула глазами. Затем — Илья. Димоны. Памфилов. Поколебавшись, встал Саня Кабанов, у которого летом застрелили отца. Подорвалась Желткова, которой от Чумы прилетало.
— Ты охренел? — рыкнул Чума. — Плесень подза…борная!
— Класс не хочет тебя видеть, — отчеканил я. — Давай, вали отсюда, пока ребра тебе не пересчитали.
— Да кто ты такой ваще? Да я тебя…
— После уроков. На трубах. — Поставил точку я. — Как мужик с мужиком, один на один. Считаю до трех. И раз. И два…
Сжав челюсти, Чума поплелся из класса, открыл дверь и сплюнул под ноги, рванув прочь, чтобы мордой в плевок не ткнули.
Елена Ивановна посмотрела с благодарностью и сказала с нажимом:
— Мартынов! Чтобы никаких «на трубах»!
Я и не думал усаживаться, снова обратился к классу на понятном большинству языке:
— Народ, их трое таких отбитых. Если сразу заткнемся, пойдем в опущенные или шныри. Быть шнырем при шнырях… ну, такое себе. Чума — он же шнырь! Так что давайте вместе выживать, что ли.
— Правильно! — поддержала меня Лихолетова. — С ними только так, я их знаю!
Новенькие, Подберезная и Белинская, которые раньше учились с Чумой, закивали. Карась тоже закивал.
Райко скривился и махнул ручкой:
— Что ты страху нагоняешь!
— Не нагоняет! — хлопнула по парте Желткова, от возмущения у нее в уголке рта надулся пузырь из слюны. — Они конченые! Совсем конченые!
— И учиться мешают, — поддержала ее Заячковская.
Я покосился на Райко. Вполне возможно, он побоится, что я пошатну под ним трон, и не станет мне помогать. Хорошо если гадить не будет. Ну, я не один, и то здорово.
— Мартынов? — обратилась ко мне учительница. — Никаких труб, слышал?!
Но глаза ее говорили: «Все равно ж не послушаешься».
Стратегия «мочи врага в сортире» казалась мне правильной. Отморозков надо загасить сразу, чтобы показать, кто в стае вожак, с ними договориться по-хорошему не получится… Правда, можно попробовать их закодировать, для них хуже все равно не будет, их путь короткий и — на тот свет.
— Слышал, — кивнул я, усаживаясь на место.
Вряд ли хилый Чума придет на дуэль, побоится огрести. Так что загасить его нужно в самое ближайшее время.