Вперед в прошлое 5 (СИ)

Мой ответ вогнал Илью в ступор. Он хотел узнать будущее. Чье?

— Значит, это все может не случиться? Все плохое с нами?

— С тобой ничего плохого и не было, — успокоил его я. — То есть не будет. Красавица и умница жена, дочь…

— Как ее звали? — спросил он с надеждой.

— Жену? Света, — ответил я.

Илья потух, поджал губы, и на лице проступило знакомое упрямство. Хотелось сказать, что мы всем классом тоже любили Инну, но что-то мешало. Тема была… запретной, сакральной, что ли. Тем, о чем нельзя говорить, как о фее на подоконнике. Как о монстре под кроватью.

— А что будет с… Желтковой?

— Выведет вшей, станет краситься и мыться, выйдет замуж, родит сына. Бросит мужа и укатит в Турцию.

— Ого! — сверкнул глазами он и начал подбираться к информации об Инне. — А Лихолетова?

— Станет хозяйкой цветочного магазина. Родит сына.

— А… Баранова?

— Выйдет замуж, родит троих детей. Не станет великим начальником, как мечтает. Ну ты же знаешь, что теперь это все может не случиться. Каюк должен был умереть, а Вичка — жить. Возможно, Ян должен был погибнуть. Наташка… это вообще ужас. В общем, Наташка должна была сторчаться. Алиса — сгинуть бесследно. В том будущем я никогда не познакомился с дедом и не наладил отношения с бабушкой. У меня никогда не было мопеда. Понимаешь? Все изменилось, я не знаю, что будет дальше. Никто не знает.

— Ты говорил, будет война, и мы все умрем…

— Не факт. Дата войны отодвигается…

— Откуда ты знаешь? — спросил Илья с надеждой.

— Просто знаю, — пожал плечами я. — Карась, прикинь, женится на женщине постарше и откроет кузнечный цех.

— Да ну! Я думал — сопьется.

— Вот так.

Чувствовалось, что поначалу он хотел спросить про Инну, а теперь понял, что не она его судьба, и потух. Но все-таки не удержался:

— А… Подберезная?

— Тебе правду, или промолчать?

— Неужели на дорогу пойдет?! — возмущенно воскликнул он.

— Просто в содержанки, — честно ответил я. — И уедет, бросит одиннадцатый класс. Но сперва немного повстречается с Ростовчуком, бросит его, выяснив, что отец его не особо балует.

Видя, как он расстроился, я напомнил:

— Это там. Здесь Ростовчука посадят, и все может быть по-другому. Карты тебе в руки! Не дай ей совершить глупость.

Илья сперва позеленел, а потом сменил цвет на красный. Расправил плечи, вскинул подбородок, как рыцарь, готовый биться с драконом.

— Инна многим в нашем классе нравится, — еще стимулировал его я, — так что дерзай. Мало того, если бы все развивалось по прежнему сценарию, она и мне нравилась бы.

— А так?

— А так я изменился, и уже нет. Ясно, что она красивая, но… Но красивая. Все, я побежал.

— Спаси… — Рев мотора заглушил окончание фразы.

Мне предстояло нанести визит матери Каюка, ведь я за нее в ответе, если внушение сработало.

Сгущались сумерки, но до темноты было далеко. Я проехал наш дом, заметил свет в нашем окне. Каюк жил ближе к конечной, под горой. Их дом выделялся среди ухоженных, но бедненьких соседских. У реки дворцов еще не понастроили — люди пока понимали, что селиться возле горных рек опасно.

Забор покосился и местами лег. Дом перечеркнула трещина, словно его пытались переломить надвое, еще немного — и он развалится. Выбитое окно забили фанерой, в огороде вырос бурьян по пояс. Я остановился, силясь заглянуть в целое окно. Свет не горел — то ли никого не было дома, то ли отрубили свет за неуплату. И что делать? Позвать хозяев, убедиться, что все в порядке? Минута позора — и совесть спокойна.

«Эй, тетенька, я тебе бухлишка привез».

Из дома донесся взрыв хохота и пьяные женские голоса. Кто-то вскрикнул. Выругался мужчина, и во двор выбежала встрепанная алкоголичка с криками:

— Помогите! Убивают! Беременную женщину! — Она принялась шатать соседский забор. — Помогите, теть Маша!

Зигзагом выбежал душегуб, усатый и лохматый, прижал алкашку к забору. Держась за стеночку, приковыляла мать Каюка, пьяная в стельку.

— Любка, ты три года беременная! — провизжала она. — Не гони, сучка!

Какое же я облегчение испытал, что мое колдунство не сработало! Как будто многотонная плита, что прижимала к земле, рассыпалась пеплом, как и все обозначившиеся проблемы. Каюк останется помогать бабушке и будет прогрессировать, к новому году получит мопед, и ему будет проще добираться в школу.

На вопли выбежала соседская бабка с лопатой.

— А ну пошли вон! — заорала она, потрясая лопатой. — Ща Полкана спущу!

Донесся басовитый собачий лай. Алкашка с душегубом отлипли от забора и, опираясь друг о друга, пошли прочь, но запутались в траве и упали, завозились, как два жука. Мать Каюка бросилась им помогать и тоже упала, жутко матерясь.

Дожидаться, когда они поднимутся, я не стал, покатил домой.

Поднял мопед в прихожую. Наташка уже ждала меня, сверкая глазами.

— Павел, — торжественно произнесла она, — в субботу, шестнадцатого октября, в восемнадцать ноль-ноль, приглашаю тебя в театр на спектакль «Национальный вопрос», где я буду играть младшую сестру.

— Так быстро! — обрадовался я. — Здорово!