Впереди разведка шла

На рассвете третьего дня десантники заметили в степи всадников. Кто-то из моряков вскочил на ноги, стал махать бескозыркой:

— Ур-ра! Наши! Казаки!

В освобожденный Мариуполь матросы и казаки вошли вместе.

В те дни вся страна узнала из сообщения Совинформ-бюро о боевых делах ольшанцев: «Десантная группа моряков под командованием лейтенанта Ольшанского ночью высадилась на берегу Азовского моря и оседлала дорогу, по которой отступали немецкие войска. Наши бойцы внезапно напали на колонну противника и истребили до 600 вражеских солдат и офицеров».

10 сентября мы услышали по радио волнующее сообщение. В приказе Верховного Главнокомандующего говорилось, что войска Южного фронта стремительным ударом овладели важнейшим узлом железных дорог в Приазовье — городом Волноваха и, наступая вдоль побережья Азовского моря, освободили от фашистских захватчиков крупный центр металлургической промышленности юга — город и порт Мариуполь. В боях особо отличилась и наша 6-я гвардейская механизированная бригада. Ей присваивалось почетное наименование «Волновахская». Москва салютовала освободителям Мариуполя, Волновахи, Чаплино и Барвенково.

Командир бригады полковник Артеменко, выступая на торжественном митинге перед личным составом, сказал:

— Пройдут годы, отшумят бури войны, но вечно в памяти будет храниться боевая слава гвардейцев. Отцы с гордостью будут говорить детям: «Я служил и воевал в Волновахской гвардейской бригаде».

Проникновенно и горячо звучали слова ефрейтора Чижова:

— Закончится война, народ залечит раны. Из руин вырастут новые прекрасные города. В каждом доме будет счастье мирной жизни. А о днях сегодняшних, суровых в грозных, народ сложит песни, легенды. И советский воин-богатырь будет самым дорогим героем на земле. Дети и внуки наши будут славить своих освободителей, нас с вами, друзья, за то, что мы громим кровавый фашизм. Не пожалеем своих сил и жизни для окончательного разгрома врага!

«Дойдем до Днепра!», «Доберемся до фашистского логова!» — эти призывы выражали помыслы и настроения разведчика сержанта Воробьева, награжденного за бои в Донбассе орденом Левина, артиллериста Строкова, медицинской сестры Радченко, начальника политотдела 37-й танковой бригады подполковника Овнинова, всех без исключения воинов бригады.

Измотанных стремительными марш-бросками и беспрерывными боями, нас выводили в резерв. Короток отдых, которого так долго ожидаешь, но за это время нужно сделать очень многое. Ремонтировали износившуюся технику и вооружение, заправлялись горючим, запасались боеприпасами, продовольствием. Мылись, стирались, чинили обувь, читали газеты. От души смеялись над листовками-карикатурами. Одна из них, помнится, сопровождалась подписью: «В связи со взятием советскими войсками Мариуполя у фюрера сильнейшая Волноваха».

Почти во всех частях побывал в эти дни командир корпуса генерал Свиридов. Карп Васильевич интересовался всем — для него не существовало мелочей. Кого-то хвалил, поощрял, иным устраивал и нахлобучку.

Вместе с комбригом полковником Артеменко и начальником политотдела полковником Парфеновым заглянули и в разведроту. Свиридов разведчиков любил, но не преминул уколоть:

— В последнее время каких-то некачественных «языков» берете, всякую мелкоту — рядовых, ефрейторов. Офицеров надо, да пограмотней!

— Так офицер — это не подкова, как сказал один казак,— на дороге не валяется, — вклинился в разговор Алешин. — Но стараемся, товарищ генерал...

Комкор вскинул брови, посмотрел на сержанта, на его грудь с орденом Славы, двумя медалями «За отвагу», свежими нашивками за ранения.

— Чувствую, стараешься. А другие?..

Я набрался смелости:

— Офицеров у Гитлера становится маловато. Вчерашние юнкера ротами командуют.

— Ничего, сойдут и юнкера. А вообще-то я разведчиками доволен, лихой народ. Но помните — лихость без хитрости хуже дурости. Берегите себя...

Как-то, закончив драить свои «броники», мы устроили «банный день». Возле машин крутился адъютант Субботина Петя Каверзнев — балагурил с разведчиками. Подошел ко мне, шепнул на ухо:

— Товарищ младший лейтенант, у комбата сегодня день рождения. Так что милости просим...

...Вечером офицеры собрались в землянке. Сплющенная «катюша» немного коптила, но две свечи давали чистый свет. На столе, сколоченном из горбылей, банки с тушенкой, рыбные консервы, дымилась в котелках каша — ее Каверзнев только что принес от котла. Цепочкой выстроились алюминиевые кружки. И совсем неожиданные яства — куриные яйца, копченое розовое сало, домашняя колбаса, шафранная антоновка.

Сели, первым тостом помянули тех, кого война вычеркнула из жизни свинцовым карандашом, пожелали имениннику вот так же встретить победу. Переговорили о многом: о прошлой мирной жизни, кто о чем мечтает. Но больше всего — о боях, об удачах и досадных просчетах.