Впереди разведка шла

Пришлось срочно связаться со штабом бригады, чтобы артиллерия подбросила в этот район огонька. Минут через пятнадцать на головы фашистов, как по заказу, посыпались снаряды. Потом с неба донесся знакомый гул наших «ильюшиных»...

Снаряды и бомбы разметывали переправу. Мы вытягивали шеи и, восторженно сияя глазами, смотрели на гигантские столбы желтой воды, пляску огня...

Поднялась невообразимая паника — многие гитлеровцы хлебнули тогда днепровской водицы!

А с рассветом в Малую Лепетиху ворвались наши танки с десантом автоматчиков...

Ночью все казалось вымершим. Но по мере того как наступало утро, откуда-то из погребов, из подвалов, из глухих чуланов стали появляться местные жители. Они бросались нам навстречу, в радостном смятении пожимали руки, плакали и обнимали, говорили какие-то бессвязные ласковые слова, которые можно услышать только от близких людей после долгой и горькой разлуки.

К разведчикам подошел дед. По морщинистому лицу текли слезы. В руках — картуз с яблоками.

— Немного сберег,— как бы извиняясь, произнес старик.— Больше угостить нечем. Вот она какая, война-то. Я их три видел, эта горше всех... Видите, что от села осталось — пепел да угли, горе да сироты...

Младшему лейтенанту Алексееву я доложил, где можно расквартировать разведроту, а сам пошел искать полевую кухню. Находясь в поиске, мы трое суток не ели горячей пищи. Нашел ее на краю села. Сытый запах распирал котел, даже слюнки потекли. Собрал людей. Каша была с дымком, с горьковатым запахом, из тертой пшеницы, но до чего вкусная! А соленые огурцы, добытые где-то Ситниковым, показались настоящим деликатесом...

В жарко натопленной хате наконец-то разделись, развесили мокрое обмундирование, портянки. Блаженство! Ситников с головой укрылся телогрейкой, тихо похрапывал. Рядом Брусков ремонтировал брюки масккостюма. Паргалава правил на ремешке бритву. Багаев нещадно дымил...

В хату вошли два танкиста. Мы их пригласили к огоньку, угостили кое-чем из «НЗ». Молоденький сержант с обмороженной скулой и слезящимися глазами всхлипнул, опустил голову на кулаки с въевшимся мазутом.

— У нас, ребята, горе,— пояснил второй танкист со старшинскими погонами.— Командира потеряли. И какого командира!..

Речь шла о комбриге полковнике Корбуте.

...Когда танкисты уже добивали гитлеровцев, рушили их укрепления у степной могилы с отметкой 80,4, подорвалась на мине машина Корбута. Полковника контузило, все члены экипажа погибли. Комбриг отказался оставить поле боя, решительно приказал:

— В атаку! Пехота ждет нашей поддержки.

И пересел на другую машину. Она помчалась в боевом порядке наступающих.

Около высоты 93,7 «тридцатьчетверка» Корбут;а снова угодила под огонь. Снаряды ложились рядом, в разные стороны разлетались осколки с комьями вырвонной земли, стучали по броне. Механик-водитель круто развернул танк, повел его наискось к стреляющим. Раздавили один расчет, другой... Полковник Корбут внимательно наблюдал за происходящим на поле боя. Увидел справа вытянутую колонну: «тигры» рванулись в контратаку, сзади с автомашин спрыгивала пехота.

— Первый батальон. Второй...— отдал команду Корбут и сразу отметил, как его танкисты развернулись

в лоб гитлеровцам.

В головном танке запахло горелым. В шлемофоне раздался тревожный голос:

— У вас позади дым. Горите!

Полковник продолжал подавать команды до тех пор, пока пламя не проникло внутрь машины. Густые струи дыма валили из всех щелей...

А танкисты гусеницами впечатывали в землю орудия, пулеметным огнем полосовали бегущих пушкарей, жгли автомашины, добивали «тигров», которые с опозданием бросились назад. Но этого комбриг уже не видел....

После мы узнали, что гвардии полковник Корбут Петр Юлианович посмертно награжден Золотой Звездой Героя Советского Союза. 37-я гвардейская танковая бригада получила наименование «Никопольская». Наша 6-я гвардейская мехбригада стала Краснознаменной.

Радуясь успехам, с горечью подсчитывали и свюи потери — как в личном составе, так и в технике. Они были немалыми — шутка ли, корпус только в феврале с боями прошел около четырехсот километров. Но несмотря на это, а также на тяжелые условия распутицы, войска начали готовиться к наступлению. Нам противостояли довольно внушительные силы противника на правом берегу Днепра — части 304, 79-й пехотных дивизий и 660-й полк 370-й пехотной дивизии, которые заняли заранее подготовленный оборонительный рубеж.

Фашистское командование рассматривало этот участок как крайний предел допустимого отступления. Естественные преграды, какими являлся Днепр и почти непроходимые болотистые протоки, а также развитая система траншей и околов позволили гитлеровцам создать надежную оборону с хорошо организованной системой огня и инженерными заграждениями.