Впервые замужем. Рассказы

Жозеф любезно подсаживал меня, заботливо осведомляясь в то же время, не нужны ли мне бритвенные лезвия. А может быть, мне электробритва нужна по самой дешевой цене? Или весьма модный галстук? Ах, вы не носите галстуки? Жаль, жаль… Ну, дамские чулки, полагаю, вам тоже не нужны? И губная помада тоже? А французские помочи, очень эластичные, разных цветов, должен иметь, на мой взгляд, каждый думающий о своем пищеварении мужчина. И фонарик для ночных прогулок, надеюсь, вам пригодится? Фонарик стоит уж совершенные пустяки. И очень хорошо было бы вам приобрести вот именно сейчас очень надежный, если угодно, складной охотничий нож со специальным ушком для цепочки или ремешка. Ведь в этих местах, должен предупредить, небезопасно. И слоны, и носороги, и дикие буйволы. Ах, вы считаете, что охотничий нож не поможет против носорога? Это весьма остроумно, русские, я давно заметил, очень остроумны, почти как французы, но все-таки вы что-то должны приобрести здесь же в автомобиле, чтобы потом в случае необходимости не истязать себя — не бегать и не искать это в магазинах или на рынке. Во-первых, этого может и не быть, а во-вторых, я замечаю, что у вас не совсем здоровые ноги. Ах, я ошибаюсь? Ну, извините. Мой долг быть полезным вам. Только и всего. Быть полезным людям — это мой долг…

Наконец Жозеф уселся за баранку рядом с немолодой беременной женщиной. И мы поехали.

В первые же минуты нашего движения стало ясно, что грузовичок Жозефа, вероятно, более способен двигаться с горы, чем подыматься в гору. А нам надо было как раз подыматься. Грузовичок хрипел, дрожал, но все-таки двигался вдоль крутого холмистого берега. И, к моему удивлению, через два часа мы достигли вершины перевала. Но тут выяснилось, что из картера вытекло все масло и в радиаторе нет воды.

Жозеф вылез из кабины и, осмотрев мотор, торжественно объявил мне и беременной женщине, что он человек чести и что, если взялся за что-нибудь, обязательно доведет это до благополучного конца. Но попросил уплатить за проезд немедленно, чтобы быть уверенным в нашей честности и благородстве, так как ему сейчас за баранкой волноваться нельзя: предстоит необыкновенно крутой спуск и машина пойдет с предельной скоростью.

Грузовичок в самом деле покатился с вершины перевала, как бешеный, сотрясая коробки и ящики и бутыли и грохоча всею многосложной тяжестью своих составных частей, оставляя за собой огромный пыльный шлейф.

Он катился мимо красноватого, запыленного, истомленного невыносимой жарой кустарника, мимо высоченных, островерхих, с почти голыми стволами деревьев, мимо громадной, полноводной реки, над которой шевелился то ли пар, то ли туман. То ли мне так казалось, озабоченно глядящему не столько по сторонам, сколько вперед по движению грузовичка. Он приближался к каким-то низеньким глинобитным хижинам, притулившимся к песчаному холму.

Минут через пять грузовичок наш замер у этого холма, у кромки базара, как можно было догадаться по пестрой толпе цветасто одетых и просто полуголых людей.

Жозеф снова вылез из кабины и опять торжественно напомнил, что он человек чести и что раньше, чем приступить к собственным делам, он отыщет для меня того русского и проводит беременную мадам Пегу к ее мужу. И тотчас же убежал, оставив на сиденье автомобиля свой порыжевший от пота котелок.

Я выбрался не без труда из кузова и пошел по базару, разминая затекшие ноги.

Базар такой, наверно, типично африканский, я видел впервые в жизни. Но, странное дело, через мгновение мне казалось, что где-то, когда-то я был уже на точно таком базаре. И слышал точно такой, разноголосый, с тревожными и просительными нотами шум, с мягким стуком молотков сапожников и дребезгом по жести и латуни деревянных киянок жестянщиков и медников, изготовляющих тут же в присутствии покупателя разных форм посуду. И вдыхал острый, колющий и дурманящий запах специй и жаренного прямо на огне мяса. И встречал точно таких людей, среди которых, кто знает, могут, наверно, оказаться и мои знакомые.

Черный, высокий, немолодой, голый до пояса человек с длинным копьем, смотрящий явно скептически на толпу, в самом деле походит на одного моего московского знакомого — литературоведа, у которого, однако, как мне известно, нет копья. И нет вот такой короткой юбочки из волокон кокосового ореха, заменяющей брюки и все остальное. Интересно, продает он копье или только сторожит красивые мягкие шкуры, расстеленные у его ног? А эта удивительно грациозная, шоколадного цвета женщина или девушка в широкой шляпе из пальмовых листьев и тоже обнаженная до пояса напоминает известную в Москве актрису.

Меня отвлек от нее Жозеф, кричавший, что уже нашел того русского:

— Вон он, вот он идет…