Впервые замужем. Рассказы

Правда, в неделю раз или два он ездит на киностудию часа на два, на три, но толку — чуть. Не приносит это ему никакого заработка.

А время идет. И уходит. Скоро уже дети его в школу пойдут.

— …Вы понимаете или нет, что такое сила воли? — спросил меня отец Виктора, когда мы сидели тогда вечером на бульваре у памятника Гоголю. Сила воли — это такая вещь, без которой человек — не человек. А где ее взять, если ее нету, этой силы воли? Виктора, например, только она могла бы спасти и вывести из этого туманного его состояния. Он сейчас, может, рад был бы бросить все эти детские затеи и пойти на какую-нибудь нормальную работу. Не дурак же он от рожденья. Но силы воли ему не хватает. Не хватает силы воли, чтобы оторваться от нынешнего своего состояния, подавить свою гордыню и заняться каким-то обыкновенным делом, чтобы дети его впоследствии тоже видели, что их отец на своем месте. Ну, словом, чтобы дети, как положено, уважали отца. А то ведь что-то опасное получается. Даже чрезвычайно опасное…

И я, слушая отца Виктора, почти точно так думала, только другими словами. И тревожилась все сильнее. И уж не о деньгах тревожилась, которые все время будут нужны в семье, а еще о чем-то, что, может быть, и не полностью понятно мне.

И Тамара, точно поддакнув моим мыслям, как-то вечером в хороший час, укладывая детей, сказала:

— Вот ты, мамочка, я вижу, другой раз дуешься на Виктора, что он не работает, как все. А это оттого ты дуешься, что не понимаешь, не можешь понять творческих людей, людей искусства. А Виктору сейчас нужен, может быть, один толчок — и он пойдет в гору. Теперь ведь ничего не делается за так, то есть даром. Надо кого-то как-то заранее поблагодарить, угостить. А у нас нет возможности. Мы не можем пригласить даже очень необходимых Виктору людей. Есть, например, такой Карен Альбертович, он бы с удовольствием к нам пришел. И Виктору была бы обеспечена крупная роль в кино. Но надо его принять с большим размахом, угостить как следует. Так считает наш знакомый некто Гвоздецкий…

— Ну, что же, — сказала я. — Разве мы плохо приняли когда-то Еремеева? Да я с большим удовольствием в любое время. Напеку пирогов даже с палтусом…

Тут Тамара засмеялась, как заплакала:

— Ну кому, мама, нужен твой палтус? Если мы пригласим двух-трех людей, от которых сейчас буквально зависит судьба Виктора, то, конечно, не в нашу халупу, а хотя бы в «Дельфин»…

— В «Дельфин», — почти испугалась я, — но это же, наверно, большие деньги?

— Не такие уж большие, — сказала Тамара. — Но все-таки придется, вероятно, пойти на жертвы, если мы хотим добиться чего-то. Карен Альбертович человек не простой. И с ним будут человека два. Может быть, даже Ева Григорьевна заедет. И нас трое. Виктор хочет, чтобы и ты была. Он обязательно хочет, чтобы ты была. Он вообще-то ведь к тебе хорошо относится…

— Но я никогда не была в ресторане. И надеть мне нечего, — призналась я.

— Ну это ничего, ты, слава богу, не актриса, но зато посмотришь в ресторане живых артистов, — опять засмеялась Тамара. — Главное, чтобы Виктор был одет прилично. А я не могу никак выкроить хоть несколько рублей ему на белую рубашку. Ему так идет все белое. Но он совершенно не думает о себе. Говорит: Лев Толстой ходил и босиком. Но в наше время такое не поймут. Надо что-то продумать относительно денег для ресторана. У тебя уже ничего нет? — посмотрела на меня с надеждой Тамара. И покраснела.

— Что-нибудь придумаем, — сказала я. — У меня завтра зарплата и премия.

— Значит, ты сможешь, мамочка, нам одолжить? Значит, я могу успокоить Виктора? Как я люблю тебя!

Отказать бы я все равно не могла. Но на мое и всеобщее наше счастье, опять приехал из Алапаевска дня на три отец Виктора и, как всегда, с деньгами. Вот эти-то деньги плюс моя премия и пошли на ресторанную встречу. Честно говоря, я не думала, что пойдет столько денег.

«Дельфин» — это недавно открытый ресторан-поплавок на нашей полноводной реке. Мне очень понравилось там. И, наверно, навсегда запомнится тот вечер. Хотя он и начался почти с огорчений и закончился тоже, как говорится, без большого энтузиазма.

Вместо тех, кого звали и кого ждали, явился только этот некто Гвоздецкий Юрий Ермолаевич, не молодой, очень полный, как бы о двух шарах — на горбу и на животе — в просторных полосатых брюках, в сопровождении, как и Еремеев тогда, двух угрюмых молодых людей с черными бородами.

— Это Эдик и Мика, — представил Гвоздецкий молодых людей. — А Карен Альбертович и Ева Григорьевна, к нашему сожалению, не смогут быть. У них сегодня и завтра симпозиум с югославами. Но они передают привет…

«Привет, это уже неплохо», — подумала я, очень обрадованная и музыкой, что заиграла сейчас же, как мы вошли на трап, и душистой прохладой на реке, по которой только что прошлепал, подымая волну, красивый белый теплоход в разноцветных огнях и флажках.

Мы уселись все за один стол, сооруженный из разных столиков, укрытых белоснежной скатертью, уставленный закусками и вазами с цветами. Ну что может быть лучше?