ВПЗР: Великие писатели земли русской (февраль 2008)

Как выяснилось позже, помочь мне могла бы одна цитата. Я не думал о ней той ночью в Нью-Йорке, но, вспомнив однажды, никогда не забывал уже.

Я хочу не сидения на собраниях, - а потом все расходятся по домам и утром спокойно идут на службу. Я хочу не расходиться. Мои интересы лежат где-то в области полурелигиозных коммунистических коммун и сект, вооруженных семей и полевозделывающих групп. Пока это не очень ясно, и только вырисовывается, но ничего - всему свое время. Я хочу жить вместе с Крисом, и чтоб там была и Кэрол, и другие тоже - все вместе. И я хочу, чтоб равные и свободные люди, живущие со мной рядом, любили меня и ласкали меня, и не был бы я так жутко одинок - одинокое животное. Если я не погибну до этого каким-то образом, мало ли что бывает в этом мире, - я обязательно буду счастливым.

* ГРАЖДАНСТВО *

Евгения Долгинова

Теснота

Кошмар на Рабочей улице

I.

Похоронив младшего сына, фельдшер Юлия вернулась на работу в районную больницу. За спиной шепотки, перемигивания, фырканья. «С какими глазами она придет?» - ядовито сказала одна, у которой, между прочим, муж насмерть сбил женщину, осиротил троих детей. «И это она говорит про меня, представляете?» - Юлия медленно ходит, часто и беззвучно плачет, все в тумане, но надо жить, работать, поднимать старшего сына. У нее миловидное, опухшее от слез лицо, кое-как заколотые волосы и пирсинг в две бусины у края брови. Только этот пирсинг и напоминает, что она совсем еще молодая женщина, тридцать лет. В городе тоже бог знает что несут про «сама виновата»: то сидела в баре, то пила с убийцами самогон, а районная газета написала: «Беспечная мать оставила ребенка…», тра-та-та, - что они говорят, зачем, они же ничего не знают, и откуда это массовое злорадство? И почему они думают, что сами защищены от несчастья? Вот сейчас в реанимации семья из соседнего райцентра, - родителей спасли подушки безопасности, а с детьми совсем плохо, они дышат через аппараты, но говорят - «надежды нет», и она думает - никогда не знаешь, откуда ударит, обеспеченная семья, хорошая иномарка, все вместе, все любили друг друга, а надежды нет, - как же так, Господи?

Во дворе тьма египетская и бугристый лед под водой, в подъезде невыносимо, до ацетона, воняет кошками.

Сын в могиле, муж в тюрьме.

И никто не помолится.

II.

В полгода Кирилл весил десять кило, развивался с опережением. Красивый, веселый, ухоженный, - он улыбается с Юлиного мобильника. Шесть месяцев и десять дней ему было, в комнате и сейчас стоит нарядная коляска, - до сорока дней нельзя выносить. Юля не очень рассказывает, зачем ей все-таки понадобилось отлучиться в ту ночь на сорок минут, - но это не так важно, мало ли зачем, у кого не случалось таких ситуаций. Были гости, старший ночевал у бабушки, Кирилл мирно спал, между Юлей и каким-то ее знакомым произошел острый телефонный разговор - и возникла немедленная надобность сказать кому-то два слова в лицо. Гости засобирались, Юля вызвала такси, а Кирилла отнесла соседям - Кате, гражданской супруге соседа Миши Кошкина (имена подозреваемых изменены по просьбе следствия).

Друзьями они не были, вместе не выпивали, но находились в отношениях, что называется, добрососедских - займи десятку, сигаретки не будет ли, как твой малыш, дай посмотреть, ой какой хорошенький. Тихий алкаш Миша, 38 лет, и его гражданская супруга Катя, 33 лет, куда менее тихая, способная и на дебош, и на скандал, но в целом не злая. До того Юля никогда не обращалась к ним за помощью - это было впервые, экстренный случай, почему бы и не.

Катя была трезвая, доброжелательная, пила чай. Конечно-конечно, сказала Катя, без проблем, иди сюда, маленький. Юля снарядила Кирилла памперсами, бутылочкой со смесью, кашей, пустышкой, игрушками - о, у этого младенца было хорошее приданое! - и умчалась. Быстро, не отпуская машину, сказала пару слов обидчику - и вернулась, как и обещала, через сорок минут.

Но Катя не открыла ей дверь.

III.

Снижая голос - ведь ребеночек спит, - она объяснила: Мишка, придурок, ушел к матери и закрыл ее на ключ. Все в порядке, не шуми, разбудишь маленького. Юля не спала, дергалась, приходила еще несколько раз, и каждый раз слышала: не пришел еще, Кирюша спит, не шуми.

C пяти утра отвечать перестали. Молчание.