Наконец, еще один случай. Лежал у меня в палате в том же госпитале (было это в 1966 г.) с нейроциркуляторной астенией первогодок, призванный из Киева. Общительный, вполне адекватный малый, спортивно сложенный. До призыва он служил в Киевском цирке эквилибристом. Это была сложная цирковая специальность, здесь был нужен особый талант. Он неплохо зарабатывал, у него не было конкурентов. И вдруг – призыв в армию. Никакие ссылки на редкость специальности не помогли, призвали. Он не понимал бездарности этого решения, ведь за три года вполне наступила бы дисквалификация. Конечно, это вызывало сочувствие. Но ведь это так привычно для военкоматов – призывать скрипачей в стройбаты.
Он каждое утро радушно встречал меня в палате, ни о чем не просил. Дистония у него была налицо, но освобождения от армии это ему не давало. И вот однажды, отвернув борт больничного халата, он показал мне большую пуговицу, надежно пришитую к коже чуть выше соска слева. Места проколов были синюшны вследствие кровоизлияний. Демонстрируя пришитую пуговицу, он вел себя обычно, даже бесстрастно, как если бы это не имело к нему никакого отношения. На вопрос, зачем он это сделал, отвечал: «Не знаю. Пришил, да и все». Посоветовались с психиатром, тот не мог ничего утверждать, но подумал о шизофрении с характерными для нее неожиданностями в поведении больных. Пуговицу аккуратно сняли. Больного перевели в психиатрическое отделение для обследования. Помятуя о своих прежних разговорах с ним, о его подлинном призвании, я увидел в этой пуговице попытку любой ценой уйти из армии даже по статье. Скорее всего, это был протест.
Полагаю, что для симуляции в различных целях в современной российской армии почва стала богаче. И для реализации ее совсем не нужно пришивать пуговицы.
О стремлении летчиков летать мы знаем из героической истории Маресьева. Тянут с увольнением ученые, не завершившие своих работ, вообще все творческие люди. Это сплошная диссимуляция нездоровья, как правило, замечательных людей. Тем не менее, их нужно беречь.
Однако есть особая категория – «мнимых больных». Не аггравантов, а здоровых людей, которые в силу обстоятельств кажутся себе больными. Еще в период службы в десантном полку мне приходилось сталкиваться с такими случаями.
На амбулаторный прием зачастил солдат 2-го года службы. Ничего особенного в его объективном состоянии не обнаруживалось, но мучила бессонница, беспокоила головная боль, подавленное настроение, усталость, отставание в учебе. Очевидно, было какое-то противоречие. Все время чувствовалось, что он чего-то не договаривает. В одно из его посещений я его все-таки «достал». Оказалось, что земляк его съездил к ним на родину и выяснил, что девушка его выходит замуж за другого. Узнав об этом, солдат загрустил и, как ему показалось, заболел. С кем поделишься? Рота подчас своеобразная консервная банка. Пришлось мне поговорить с его командиром и со старшиной, объяснить ситуацию, попросить их «ослабить вожжи», чтобы дать солдату окрепнуть. Через какое-то время депрессия его закончилась.
Такая же история повторилась и с другим солдатом, испытывавшим нездоровье и депрессию. На пятый раз я раскопал его «болячку». Со слезами он рассказал мне, что у него ночью что-то вытекает из полового члена. Он решил, что он серьезно болен и что не сможет знакомиться с женщинами и иметь детей. Посоветоваться не с кем, неудобно. Загнал себя в угол, хотел даже под поезд броситься. Пришлось разъяснить ему, что то, что с ним происходит – физиологическая норма в его возрасте, что он здоров, как никто другой… Он улетел с приема, как птица.
«Мнимые больные» требуют большого внимания, и сделать это может зачастую только врач. А все дело в доверии больного и в заинтересованном участии врача в его судьбе.
О принципиальности врача
«Будьте принципиальными – науке нужна истина, истина и только истина…
Не старайтесь угодить авторитетам, примирить своих учителей, никого не обидеть.
На этом пути вы найдете, может быть, спокойствие и даже благополучие, но пользы науке не принесете никакой».