Цепляясь за ветки и спотыкаясь о коряги, мы прошкандыбали вдоль опушки около двух или трех километров, пока не уткнулись в идеально заасфальтированную дорогу, в две полноценные полосы (туда и обратно), с белой, как и положено, разделительной разметкой.
Согласитесь, более чем странно было видеть эту дорогу, берущую свое начало прямо из дремучего, непроходимого леса. Идеальной прямой линией она рассекала огромное по своим размерам неоглядное поле и скрывалась вместе с ним где-то за горизонтом.
В памяти моего поколения, появившегося на свет в конце пятидесятых, еще жив, как ни странно, рожденный в лагерях ГУЛАГа и засаленный на пропитанных вместе с деревом кровью и потом, обшарпанных нарах удивительно лаконичный, но уж больно эпохальный афоризм – «рельсы, которые ведут в никуда». Вот и я, глядя на всю эту, мягко выражаясь, странность, не мог отделаться от ощущения гнетущей несообразности бытия. Что являюсь непосредственным свидетелем какого-то невероятного и вместе с тем ужасно пошлого местечкового гротеска, по сути напомнившего мне сюжет одной киноленты умного и, как я думаю, очень талантливого режиссера, который, впрочем, ныне в большей степени вынужден, к сожалению, заниматься администрированием. Ну, да ладно. В общем, если помните, «Город Зеро» – и не иначе.
Ох, милостивые государи и милостивые государыни, ужели это-то как раз и есть отраженный смысл нашего существования? Или это сама действительность? Не знаю. Понять, признаюсь, не легко. Уверен, что сам черт сломал бы себе голову на этом схоластическом вопросе. А уж мне-то и подавно невдомек.
И все же, когда, обогнув по опушке выступ леса, мы вышли к дороге, то сразу увидели стоявший на ней так называемый гужевой транспорт: в телегу запряженная лошадка, а в качестве водилы старичок в теплой, но поношенной телогрейке да замызганной донельзя шапке-ушанке на нестриженой, будто сноп сена, голове. Обут был старичок в теплые, но стоптанные валенки. И без калош.
«И не жарко же ему», – едва лишь подумалось мне, когда мои же, широко растопыренные от удивления, глаза уже бетонными столбами уставились на золотые, по-серьезному дорогие часы «Omega», ярко засверкавшие на солнце у непонятного старичка на его откровенно морщинистой руке.
«Пора бы тебе, идиоту, привыкнуть и перестать наконец всему удивляться, – не замедлило напомнить о себе мое самовлюбленное мерзопакостное „я“. – Вот только не могу понять, ну зачем этому старому козлу для дряхлого деревянного корыта абсолютно новая резина „Michelin“? Да еще с такими обалденными литыми дисками? Ведь все это дурное удовольствие денег стоит ну немереных!»
«Что, скотина, человеческому счастью позавидовал?» – не преминул я тут же вставить мерзопакости в ответ. На том опять, довольно мирно, мы и разошлись.
– Ну, с прибытием, ребятки, – совершенно индифферентно проскрипел стручок, не повернув при этом в нашу сторону и головы. И не выказав ни малейшего удивления по части выхода из леса двух уставших незнакомых организмов. – Вон сидайте уж в телегу, да и поехали уже.
– А с чего вы вдруг решили, что мы непременно должны сесть именно к вам? Вот в эту, как вы говорите, телегу? – снова удивился я, нисколько не вняв замечанию гнусной самовлюбленной сущности.
– А что, есть альтернатива? – вопросом на вопрос ответил мне затылок в нахлобученно-засаленной шапке-ушанке. – Куды вам, турыстам, деваться? Дорога-то все равно одна. Другой вот нет и не было. Да, похоже, уже и не построят. Так что, господа и дамы, товарищи и товарищихи, седайте по-быстрому. Не то пешком идтить придется.
– Слушай, – обратившись непосредственно ко мне и при этом сильно дернув меня за рукав, грубо вмешалась в наш разговор Людмила Георгиевна, – хватит тебе философствовать-то, в конце концов. Давай-ка уж не рассуждай, ей-богу. Делай, что тебе говорят, да, действительно, поехали уже.
Я не стал спорить с богатой женщиной. Сняв рюкзак, забросил его на телегу, а затем и сам, правда не без труда, кряхтя вскарабкался туда же.
– Но-о, милая, – чмокнув губами, водила змазданул вожжами по тощим бокам безропотной лошадки, и мы все скопом, не особо поспешая, тронулись-таки в путь. Нет, я не устану повторять: «Бред. Сущий бред, да и только».
Эпизод восьмой
«Через реку Стикс»
Лошадь шла неторопливым, размеренным шагом, а мы вот уже как битый час ехали по идеальной дороге, пересекая это чертово поле с богатым разноцветием, у которого и, вправду, не было пока ни конца ни края.
Наш возница оказался очень разговорчивым товарищем, и практически весь пройденный за это время путь он своего рта не закрывал. Меня такое положение сильно поначалу раздражало, но я потом привык. А вот моя спутница, как раз напротив, задавая стручку с золотыми часами «Omega» различного рода вопросы, активно поддерживала с ним беседу:
– …да, забавный ты мужичек. Ну, хорошо, а звать-то тебя как?
– Меня-то? Хароном кличут.
– Как? Хароном? А почему Хароном? – удивилась вдова.