Поцеловав руку, я обнял затем мою обожаемую, неповторимую старушку, и светлая поэтичная девушка-грусть плотным комком подступила к горлу. Мне не хотелось расставаться со своей старушкой, хоть я и отлично понимал, что строго соблюдаемым регламентом судьбы наш лимит общения исчерпан.
– Ну, все, все. Будет тебе, будет. Ишь, прям, чувствительный какой… Ты лучше это… вдовушку-то нашу подобрать все же не забудь. Чай, не изверги.
– Само собой.
– Пойдете вон в том направлении и никуда не сворачивайте. Из леса выйдете, а там вас подберут. И топор возьми. Вещь в хозяйстве нужная.
Пока я послушно выполнял указание старушки, поднимая с земли свой легендарный походный топор, она умудрилась куда-то исчезнуть. Словно ее здесь никогда и не было. Я огляделся по сторонам, однако же присутствия старушки нигде не обнаружил. Странно, ведь вроде и секунды не прошло. Ну что ж, тогда действительно прощай, моя великая старушка, и знай: я долго буду помнить о тебе.
Я еще немного постоял, а затем, подойдя к вдове, подчеркнуто спокойным, индифферентным тоном произнес:
– Следуйте за мной, гражданка Неказистая. И попрошу не отставать.
Она в ответ кивнула головой и, как и полагается послушной, хорошо воспитанной девочке, понуро последовала за учителем.
Да, вот еще один нюанс, так скажем: к волчьей яме я подходить не стал. Поверьте мне, не наше это дело. Порой весьма полезно умерить собственное любопытство. Не будем забывать, что есть границы между тем и этим миром. Не отрицаю: возможно, что миров гораздо больше, да только кто об этом знает точно? Я ж отрицаю только тех, кто отрицает Бога, и отрицаю саму мысль, что мы способны обойтись без веры, какая б чертовщина нас ни окружала в этой жизни. Во всяком случае, так говорит один мой старый друг, которого ценю, люблю и очень уважаю.
Эпизод четырнадцатый
«Выход вертикальный»
Лес закончился куда быстрее, чем я думал. Мне показалось, что мы с гражданкой Неказистой и двухсот метров не прошли, как очутились на опушке, выйдя затем не просто на поляну, а в самое что ни на есть широкое, как всегда бескрайнее и уж, естественно, очень богатое разноцветьем русское поле. Правда, идеально заасфальтированной дороги с белой разметкой я на нем не увидел. А может, этой дороги и не было вовсе? Да нет, в том-то и дело, что именно была. Вместе с Карпом Тимофеевичем, его телегой, да еще, пожалуй, красными с их шашками на голу жопу. Вероятно, мы просто вышли на какое-то другое поле или Харонова дорога проходила не в этой стороне.
Неторопливо преодолев примерно сотню метров, мы остановились, и я, не глядя на вдову, негромко ей скомандовал:
– Присаживайтесь, Людмила Георгиевна. Здесь будем ждать. Пока не подберут.
Вдова ничего мне не ответила, но это и понятно. До ответов ли ей было тогда? Но мою команду выполнила беспрекословно, чуть ли не рухнув всем телом на землю. От усталости, наверное, или же от полной внутренней опустошенности. А может, и все разом навалилось на бедную женщину, на ее хрупкий нежный организм и подверженную стрессам психику. Как вам кажется, возможно ведь такое?
Вскоре я заметил, что на опушке леса нарисовались абрисы двух человеческих фигур. Эти самые абрисы твердым, быстрым шагом направились в нашу сторону, по мере приближения с каждым метром обретая в моих глазах все более отчетливые формы. Не могу сказать, что на этот раз я сильно испугался, но, поднявшись с земли, на всякий случай крепко сжал в руке топор.
Лица субъектов, определенно шедших к нам, показались мне знакомыми. Ну, это и неудивительно. Такое ощущение, что здесь кругом одни мои хорошие знакомые. И эти двое исключением не стали: древние воины, которых я встретил в лесу, когда бессердечная вдова оставила меня одного на погибель, удалившись по причине «сугубо личных дел». Словно авоську всего с одним-единственным батоном хлеба, они несли в руках наши тяжеленные рюкзаки, до отказа набитые всякой там необходимой для похода дрянью. Что и говорить: сильными людьми были наши предки.
Подойдя, они аккуратно положили рюкзаки, и тот, кто был постарше, мне сказал:
– Это вот ваше. – Затем, вытащив из рюкзака увесистую папку бессмертных творений Тита Индустриевича Семипахова, он протянул ее мне и добавил: – Это просили передать отдельно.
– Да? Все-таки просили? Ну тогда спасибо, – ответил я, взяв в руки папку, и затем, посмотрев ему в глаза, неожиданно спросил: – А как поживает солнцеподобный князь не то полян, не то древлян, не то кривичей, не то вятичей?
– Зарублен. Насмерть. Голова с плеч долой, – суровым тоном прозвучало в ответ. Правда, без лишних эмоций.
– Да ну? Кем, хазарами?
– У этой нечисти поганой кишка тонка. Зарублен был своим же.
– И кто ж таков? Ну, если не секрет, конечно.
– Былинный богатырь Грибничок Залетович.
– Кто-кто?!
– Былинный богатырь Грибничок Залетович. Герой народный, – монотонно повторили мне, как нерадивому ученику.
– Это так Семипахов решил. Ему так захотелось, – ненавязчиво пояснил мне тот, кто был помоложе.