– Тебе холодно. Ты вся дрожишь, Лариса. Если бы я только мог предположить, что наша встреча доставит тебе столько сердечных мук, я бы никогда не позвонил тебе.
– Ну что ты такое говоришь, Сережка? Может, все это время я только и жила этой встречей с тобой. Может, это все, что есть настоящего в моей жизни.
– Я благодарен тебе за такие слова, но не хочу, чтобы ты стояла на ветру. Пойдем в машину. Там тепло и есть хотя бы крыша над головой.
Он бережно взял ее под руку и повел к машине. Когда они подошли к автомобилю, женщина-шофер открыла им заднюю дверь. Сергей, усадив Ларису, не торопясь, обошел машину и сел с другой стороны, дождавшись, однако, когда водитель откроет ему дверцу.
Оказавшись рядом с Ларисой на заднем сиденьи, он нажал на кнопку и поднял стекло, разделяющее переднюю и заднюю части салона. Нажатием на другую автоматически задернулись шторы, изолировав сидящих сзади от внешнего мира со всех сторон.
– Ну как, хоть немного согрелась?
– Спасибо, Сереженька, согрелась. И даже немного успокоилась. Только никак не могу поверить, что вижу тебя.
Она уткнула голову ему в грудь и замерла, не шевелясь, не двигаясь и не дыша. В таком положении они находились довольно долго. Сергей не торопил ее. Неожиданно Лариса подняла голову и откинулась на спинку сиденья, глядя перед собой.
– Ненавижу! Урод! Жалкий самовлюбленный урод! Никогда я тебе этого не прощу! Тварь! Гадкая тварь! Ненавижу!
– Лариса, что с тобой? Чем я тебя обидел?
Она бросилась к нему на шею, обнимая и страстно целуя его руки, губы, волосы…
– Что ты, Сережка!.. Как ты мог подумать?! Родной ты мой! Любимый мой! Как ты мог подумать! Никогда не прощу!.. Хочешь, бери меня прямо здесь! Прямо сейчас!
Лариса судорожно начала срывать с себя соболиную шубу, однако Сергей очень деликатно, но вместе с тем движением, не терпящим возражений, остановил ее.
– Лариса, неужели ты думаешь, что я так плохо могу относиться к тебе, что позволю этому случиться в машине? Прошу тебя, успокойся. Успокойся и расскажи мне, что это вдруг на тебя нашло?
– Скажи, ты правда виделся вчера с Остроголовым?
– Да, правда. Но что случилось?
– Случилось то, что он был гнидой – гнидой и остался!
– Лариса, я прошу тебя!.. Мое отношение к тебе – это мое отношение к тебе, но Паша – это Паша. Он был моим другом, им и останется.
– Сереженька, каким, к черту, другом?! Он мне вчера сказал, что ты монах. До слез меня довел, сволочь!
– Я – монах? Ты бредишь, Лариса?
– Это не я. Это он, наверное, бредит. Но он не бредит. Он знал, что говорил. Никогда не прощу!
Сергей провел рукой по лицу.
– Подожди, Лариса. Это серьезно. Мне надо подумать. Ах, Пашка, Пашка… Почему именно монах? Я еще вчера подумал, но как-то не придал этому значения… А ты ничего странного в его поведении не замечала?
– А чего тут замечать? Он, по-моему, после того, как съездил к этому доктору, совсем свихнулся.
– К доктору? Да он же всегда был здоров, как бык.
– Был здоров, да вот заболел.
– А какой диагноз?
– В том-то и дело, что определить не могут. А тут к этому Петровичу съездил и стал стихи писать.
– Петрович – это доктор, что ли?
– Да вроде того. Не знаю, что у них там случилось, но после этого посещения он явно не в себе. Сказал, что ты сегодня утром уехал в свой монастырь.
– Да, дела… Я, конечно, сегодня улетаю, но вечером. Обратно в Париж, но в монастырь я пока не собирался. Зря ты так на Пашку ополчилась, – после небольшой паузы заметил Сергей. – Ты же понимаешь, что с ним это очень серьезно.
Лариса закрыла лицо руками.
– Господи! Ну почему? Ну почему все так? Я так ждала этой встречи, а должна говорить о том, что мой муженек сошел с ума!
– Лариса, я прошу тебя – успокойся. Сделаем так… Я не могу не улететь сегодня, но дня через три-четыре вернусь, и мы с тобой подумаем, как нам поступить в этой ситуации. Хорошо?
– Хорошо, Сереженька.
– Вот что, Лариса, я остановился в «Национале», и поскольку я пока еще не монах, хотел бы тебя пригласить пообедать со мной. Мне нравится, как там готовят. Ты не против?
– И ты еще спрашиваешь?
Ларису нисколько не удивило, что после ее слов машина плавно тронулась с места. Она, не отрываясь, смотрела на Сергея и понимала, что ей не хочется тратить время на ресторан. И она совсем не думала о том, что годы берут свое, что Сергей, конечно же, постарел. Пусть немного, но постарел, и на его лице появились морщины. Но ее воображение рапидом проматывало этот отрезок времени, прожитый без него, без Сергея, возвращая в прошлое, в полную сил и энергии бесшабашную молодость. Сейчас он виделся Ларисе таким, каким остался в ее памяти. Нет, ей не хотелось убивать эти счастливые минуты на поедание омаров и лобстеров.
Сергей смотрел на Ларису, и спокойная, еле уловимая улыбка не сходила с его губ.
– А почему тебя не удивил тот факт, что я остановился в гостинице, а не дома?
– Не знаю, Сереженька. Я как-то не подумала об этом. А действительно, почему?