Врачу, исцелись сам!

Кронштадте. Там Давид там стал курить в строю, а потом послал подальше сделавшего ему замечание коменданта гарнизона: "А ты, на хрен, кто такой вообще?", – что имело опять же серьезные последствия для всех. И все равно его тянуло к Давиду – в нем было то, чего не было в Борискове, – та самая бесшабашность и отчаянное бесстрашие, что в Игоре Гамове. Те черты, которые в самом Борискове начисто отсутствовали. Так однажды во время практики Давид переспал прямо в больнице с чьей-то чужой женой, которая там работала буфетчицей, причем женщина была старше его лет на десять. Ужас заключался в том, что в это самое время, когда те занимались сексом прямо в буфете,

Борисков всеми усилиями отвлекал мужа этой самой буфетчицы, который упорно рвался к ней и повторял: "Да где же, где же она?"

Борисков в принципе не смог бы такого проделать. Его утонченная нервная конституция требовала для интимной близости определенных комфортных условий. И, прежде всего, тишины и уединенности. Он не мог бы, как некоторые, трахнуться, например, с чужой женой на кухне, затыкая ей рот полотенцем, чтобы громко не стонала, пока ее муж смотрит в другой комнате футбол, и еще во время этого дела с ним переговариваться: "Вася, какой там счет?"; или, скажем, со стюардессой в туалете самолета, – у него просто ничего бы не получилось. Впрочем, он и не пробовал.

Давид со своим характером вечно попадал в разные неприятные истории. Так однажды ни с того ни с сего он выступил на соревнованиях по рукопашному бою за одного парня по фамилии

Пономаренко. Тот, увидев своего противника, испугался и хотел с соревнований добровольно сняться. Давид, будучи по природе довольно крепким физически, тут же влез выступать за него. И выступил. Бой шел в шлемах, под которым его узнать было довольно трудной, и он выиграл нокаутом. За судейским столиком что-то заметили и приказали бойцу снять шлем. Давид упорно шлем не снимал, делая вид, что не слышит. Но кончилось тем, что шлем сняли и его с позором изгнали, а победу присудили тому побежденному им парню, который, впрочем, был избит страшно. И таких историй было множество, а Давиду все было как с гуся вода. Борискову даже казалось, что люди на таких, как он, людей даже не обижаются.

Они были чем-то похожи: Давид и Игорь Гамов. Хотя с Гамовым, казалось, было все гладко, Борисков ждал неприятностей каждый день.

И вот однажды это чуть не случилось. У центрального входа остановились два джипа. Оттуда высыпали целая толпа черноголовых мужчин в кожаных куртках. Почему-то казалось, что все они вооружены, хотя оружия явно видно не было. Но прошло буквально всего две минуты, как у въезда на пандус появилась машина УВО, которая остановилась не в самой близи, но в пределах прямой видимости. Никто из той машины не выходил, но экипажи джипов, народ явно отвязный, как-то потоптались, потоптались, сели назад в свои тачки и уехали.

Видимо позвонили хозяину, и Джама не рискнул вступать в открытое столкновение – дал отбой. Не исключалось, что милиционеры сидели в машине со взведенными автоматами, и тоже ждали команды от невидимого наблюдателя, а за углом стоял целый автобус ОМОНа. В это задрипанном автомобильчике УВО могли сидеть вооруженные до зубов профессионалы, и еще несколько их располагаться на соседних крышах. Если бы бандиты влезли в перестрелку, их могли бы перебить мгновенно. Рисковать

Джама не хотел, а последние годы и не любил. Ему нравилось все делать наверняка. Поэтому его трудно было словить.

Похоже, поймать Джамалова решили на его самом слабом звене – на ярости, несдержанности в гневе. Ведь по племенным законам он был обязан отомстить несмотря ни на что, иначе, как говорят китайцы, он

"потеряет лицо". Все ждали: ну, давай, мсти. И тогда ты сядешь, и рынок твоим уже не будет. Это была ключевая точка противостояния.

Восток столкнулся с Западом. Могла быть проведена конфискация имущества и так далее. А клан его вовсе не хотел терять этот огромный рынок, который русские вполне могли прибрать к рукам, если бы Джаму посадили.

Идея Иванова и его компании, вероятно, состояла в том, что Джама где-нибудь неизбежно проколется. На самого Гарина и его сына Игоря по большому счету всем было наплевать, но были затронуты еще какие-то высшие интересы, и именно потому эта ситуация была воспринята органами с большим вниманием. Не исключено, что Джама просто полез в политику, начал финансировать не того кандидата, не то политическое движение или просто кому-то понадобился этот рынок или участок земли под ним для строительства, поскольку место было хорошее для любого строительства.

Иванов позвонил тем же вечером:

– Вы особо-то не беспокойтесь! Я полагаю, в больнице все будет нормально. Это так, игра на нервах, проверка. Прямое нападение – маловероятно. Там есть тревожная кнопка, охрана. А запускать кого-то с отравленными иглами – это не в их стиле. Если все же боитесь, оплатите круглосуточную охрану палаты, лучше договориться с милицией

– они всегда рады подработать. Это не так и дорого. Убивать милиционера ради вашего парня они не будут – это не тот случай.